убил ещё троих. Остальные побежали, добитые мечом Орма в спины. Даже не обтерев заляпанный густой кровью клинок, тот вновь сдёрнул с ремня винтовку.
В холодном воздухе долины стояли крики, звон железа о железо, стенания раненых и отчаянно радостные вопли пленников, начинавших понимать, что происходит. Наиболее храбрые принялись бросаться на ограждения, пытаясь схватить и удержать бегущих в битву троллей. Но вскоре крики эти сменились полными ужаса стонами: пара десятков выродков, либо понимая, что спасти лагерь от сумасшедших северян и Миссионеров уже не удастся, либо подчиняясь чьему-то неслышному приказу, начали врываться в загоны, убивая пленников направо и налево.
Крики пленных подстегнули раумов, словно бич. Разметав окружавших их созданий мрака, они вырвались на относительно открытый участок между двумя большими загонами, сбившись воедино. Тролли, после первой атаки потеряв неистовый боевой раж, наконец-то повели себя как обычно — они отошли, осматриваясь и подсчитывая потери, не торопясь бросаться в новую атаку. На лицах раумов, обменявшихся короткими многозначительными взглядами, появились недобрые улыбки. Тролли мялись на месте, рыча и переговариваясь между собой. Вождей, отстрелянных снайперами, не было видно, а без приказа эти существа делали что-либо разумное крайне редко.
Добравшиеся до ворот Миссионеры очистили воротную площадку, укрепившись сразу на две стороны — внутрь и наружу, — и сейчас вели прицельный огонь, свинцом настигая отродьев в любой точке равнины. Над их головами лилась религиозная песня Дорна.
Атли, осмотревшись и оценив ситуацию, вскинул над головой меч.
— Вперёд, — скомандовал он, и в раумсдальцах словно зажёгся огонь.
Ивальд, вспоминающий потом об этой битве у огня в длинном доме, удивлялся сам себе и тому, что испытал той ночью на поле у Круглых Камней. Как будто по венам брызнула не кровь, а обжигающее расплавленное золото, наполняя все тело скоростью и силой. Удивиться, что подобное до самых мелочей испытали совершенно все северяне и даже находившиеся на холме снайперы, не хватило времени. Словно одно живое целое, викинги вновь рванулись вперёд, с первого налёта сокрушив ещё один десяток троллей.
Орм и Торкель, отстреляв христианские подарки, забросили оружие за спины и бегом ринулись вниз, заходя врагам в спину. Те дрогнули, попробовали сопротивляться, неумело и слишком медленно отбиваясь от разящих клинков. Затем сбились в несколько мешающих друг другу куч и наконец побежали, преследуемые северянами.
Мечи били без пощады, вонзаясь во все, до чего могли дотянуться руки их хозяев. Не разбирая дороги и налетая на проволочные ограждения загонов, тролли бежали от Камней, опрокинутые невидимой, но бесконечно мощной силой атакующих.
Но вот задор спал, огонь начал затухать, и северяне остановились, тяжело дыша и устало опускаясь на залитую кровью землю прямо там, где стояли. Атли, сквозь ограды клеток нащупав взглядом на холме перед воротами фигуру Дорна, несколько раз широко махнул рукой, давая знак. Командор ответил поднятым вверх кулаком, что-то скомандовал своим, и воины Миссии один за другим очень быстро двинулись внутрь базы, исчезая из вида раумсдальцев. Песня стихла.
Ни один из северян никогда больше не видел Командора Питера Дорна и его людей.
Но крики пленных не давали сидеть на месте, наслаждаясь победой. Ярл, оставив раненых с Торкелем, Ивальдом и Олафом, двинулся в глубь самого лагеря. Встреченных между рядами проволоки напуганных и бесцельно мечущихся троллей убивали на месте без сопротивления. Отряды карателей, к счастью не успев доделать свою кровавую работу ни в одном из загонов, уловив общий порыв орды, также бежали прочь. Из открытых клеток начали выбегать люди. Они что-то кричали, кидались к раумам. пытались объяснить, прикоснуться, упасть на колени и охватить ноги. Сами похожие на чудовищ, окровавленные и оборванные, викинги взламывали загоны, выпуская людей. Арнольв и Бьёрн, своим немалым весом рушась на угловые опоры и неглубоко вкопанные в каменистую почву столбы частокола, под благодарные крики валили целые секции.
— Знаешь, в чем твоё проклятие, дверг? — неожиданно спросил Олаф, появляясь за плечом кузнеца, заворожённо рассматривающего картину разрушаемого лагеря. Ивальд обернулся и устало помотал головой. — А в том, что любой из этих людей после пережитого придёт в место, что считает своим домом, и забыть часть кошмара ему поможет элементарный сон. Он выспится, понимаешь? Он отдохнёт, гормоны в его теле снова простроят надёжную и здоровую систему, и все будет хорошо, остальное — лишь работа времени. Главное, его сны сотрут остроту пережитого, в этом соль. У тебя не так, кузнец… Ты проклят, и тебе не дано забывать. Твоё тело тоже отдохнёт, с течением дней и ночей незаметно восстановит все, что необходимо, и залижет раны быстрее, чем у любого из смертных. Но ты никогда не испытаешь сладкого забвения, что лечит лучше лекарств… Мы лишь спим наяву, а это совсем другое дело. Добро пожаловать в Раумсдаль…
Освобождённые люди собирались в одну толпу, окружив спасителей плотным кольцом, и если бы не суровые выкрики Арнольва да пара тумаков, их бы от такой признательности затоптали самих. Наиболее озлобленные и ещё способные к драке бонды ворвались в опустевший лагерь троллей, их же дубинами и топорами круша примитивные жилища и добивая раненых. В течение получаса, кое-как утихомирив и отведя всю толпу в одно место, ярл и его брат наконец вернулись к своим и устало повалились прямо на истоптанный и грязный снег.
Бывшие пленники, словно овцы, продолжали сбиваться в одну кучу, не решаясь ни бежать, ни мыслить. А ведь ещё было необходимо отобрать наиболее боеспособных, вооружить их оружием отродьев, на случай возвращения троллей выставить патрули вокруг равнины и у ворот, снова разжечь затоптанные костры, приготовить или найти обессилевшим старикам еды и шкур и помочь раненым.
Атли привалился к широкому плечу брата, покрытому сорванной с мёртвого тролля волчьей шкурой, и прикрыл глаза. Внутри базы, где-то под холмами, неразличимо для простого человеческого уха глухо стрекотали автоматы Миссионеров, огнемёт слизывал новые жертвы во славу Бога и освящённые гранаты рушили перекрытия коридоров. Ярл открыл глаза, возвращаясь в ночной мир криков, плача, усталости, холода, гаснущих костровищ и запаха крови, от всей души призывая светлых Асов на помощь отважному Командору.
14
Ночь провели здесь же, среди разрушенных загонов. Стаскали трупы троллей к дальнему краю долины, забросав колючей проволокой, в отдельное место отнесли погибших в битве людей, наскоро похоронив. Потом передвинули из лагеря отродьев наиболее чистые и просторные шатры, установив их в низине, и спрятали в них стариков, раненых и детей. Ещё способные держаться на ногах женщины прикатили от ворот старинную полевую армейскую кухню, снова разожгли огни и начали готовить еду, воспользовавшись обнаруженными запасами нормальной пищи, которую тролли, по приказу альвов, держали специально для пленников. Воодушевлённые победой, старики и молодняк старались не показывать усталости; они понабрали себе оружия и заняли указанные Бьёрном и Торкелем посты на холмах и в дозорных гнёздах.
Ближе к утру начало теплеть и на холмах зажурчали ручейки. Подхватывая ещё не успевшую впитаться в землю кровь, они бежали на дно долины, посверкивая красными змейками.
Ни одного звука не доносилось больше из разбитых ворот базы: ни стрельбы, ни взрывов, ни вскрика, ни шороха осторожных шагов. Олаф, Эйвинд и Арнольв, посаженные в дозоры у входов, на вопросительные знаки Атли только качали головами. Казалось, полная ожидания и неизвестности ночь будет тянуться вечно.
Тролли больше не возвращались, не показываясь даже издали. Большинство освобождённых, сморенных чувством неожиданной безопасности и усталостью, уснули в шатрах или прямо у костров, завернувшись в шкуры и тряпки. Северяне, разглядывающие спасённых ими людей со смесью противоречивых эмоций на лицах, бесшумными тенями бродили среди спящих тел, прислушиваясь к карканью слетающихся к долине стервятников.
Ивальд потом долго пьяным сокрушался, вешая на меховую жилетку Олафа крупные слезы: ни капли благодарности или почтения, так искренне выказанных в первые минуты освобождения и битвы, пленники раумам потом больше не оказали, всю ночь держась особняком на расстоянии. А Ивальд как дверг крайне честолюбивый, этот факт стороной обойти ну просто не мог.
