Он со стуком поставил пустой стакан на стол.
В ответ Батшеба улыбнулась так, как, должно быть, Калипсо улыбнулась Одиссею в тот самый момент, когда околдовала сына Эллады и заманила на долгие годы.
– Вот это мне в вас и нравится, мистер Дэшвуд, – лукаво произнесла она. – Вы так решительны. Мне вовсе незачем утруждать себя мыслями и заботами.
– А мне в вас нравится несколько иное, миссис Дэшвуд, – не остался в долгу Бенедикт. – Вы так саркастичны. И мне вовсе незачем утруждаться, чтобы выглядеть тактичным и обаятельным.
Она встала. И покачнулась.
– Ты пьяна, – заметил Ратборн. – Знал же я, что последняя бутылка окажется лишней.
– Я – урожденная Делюси, – гордо возразила Батшеба. – Все представители нашего рода в состоянии держать удар.
– Как сказать, – усомнился Бенедикт. – Но во всяком случае, я в состоянии удержать тебя.
Он обошел вокруг стола и заключил ее в объятия. А она обвила руками его шею и положила голову на плечо.
Сделала это так естественно и обаятельно, словно поза была совершенно обычной и вполне привычной.
– Очень хорошо, но только на несколько секунд, пока я соберусь с силами, – проворковала она. – Не забывай, что наши комнаты на втором этаже. Если ты понесешь меня наверх, то можешь надорваться.
– Уж один-то пролет мне под силу, – ответил Ратборн, – как и прочие несложные задания, которые ты придумаешь по пути.
– Хм, – произнесла она, – и что бы такое поручить?
Бенедикт вынес ее из столовой и едва не наткнулся на Томаса, который слонялся по коридору.
– А, это ты! – удивленно воскликнул виконт. – Видишь ли, миссис Дэшвуд слегка перебрала, и я испугался, что она на кого-нибудь упадет.
Он вспомнил, как она изящно упала в обморок прямо в широко раскрытые объятия удивленного и смущенного констебля Хамбера, и негромко рассмеялся.
Батшеба уткнулась носом ему в шею.
– Комната, – пробормотала она. – Ты же обещал отнести меня в комнату и положить в постель.
Ах да, конечно. В постель. Обнаженной.
– Комната, – задумчиво повторил Бенедикт вслух. – Где же эта чертова комната?
Комната оказалась вовсе не такой большой, как в Рединге, да и на кровати лежало всего лишь две перины вместо трех. И тем не менее обстановка манила теплом, уютом, а главное, уединением. Больше Бенедикту ничего и не требовалось.
Он бережно поставил Батшебу на пол, и осмотрелся. Все было в полном порядке. Единственным отклонением от нормы следовало считать качающийся пол. Бенедикт отправил Томаса спать. Она закрыла за слугой дверь и старательно задвинула засов.
Подошла к Бенедикту.
– Хочу тебя.
– Я тебе об этом говорил, – напомнил он. – Но ты, разумеется, принялась рассуждать насчет временного затмения и…
– Замолчи. – Она схватила его за лацканы сюртука. – У меня есть для тебя поручение.
Она посмотрела возлюбленному в глаза и одарила улыбкой сирены.
Он схватил ее за талию и поднял – так что порочные губы оказались как раз напротив его рта. Принялся целовать не осторожно, не лаская и соблазняя, а горячо, жадно и требовательно. Она крепко схватила его за плечи и языком атаковала язык. Вкус ее дыхания захлестнул знойной волной и опьянил сильнее любого вина.
Она прильнула, повисла, прижавшись грудью к его груди, и обвила ногами его талию. Он инстинктивно попятился, ища надежной опоры. Прислонился спиной к стене, позволил рукам дерзко задрать подол платья и зашелестел бесчисленными нижними юбками и юбочками.
Они целовались долго и самозабвенно. Глубокие, требовательные поцелуи обдавали жаром, потом ледяным холодом и вновь жаром. Страсть оказалась сильнее и действеннее любого приворотного снадобья. Она лишала рассудка, заменяя его полным безумием, и заставляла радоваться внезапному приступу необузданной дикости.
Батшеба развязала его шейный платок, расстегнула пуговицы на рубашке, просунула руку под тонкую шелковистую ткань и положила ее на отчаянно бьющееся сердце.
Рука спустилась ниже – по животу, к поясу брюк. Бенедикт оказался беспомощным – ведь он держал ее в объятиях.
Ратборн застонал, не отрывая губ от ее рта, и она прервала поцелуй.
– Сейчас, – скомандовала она. – Немедленно! Не могу ждать. Опусти!
Он тоже хотел сейчас и немедленно. Тоже не мог ждать, а потому позволил ей спуститься на пол – прямо по собственному телу, испытывая при этом изысканно-сладкую муку.
Она подтолкнула его к кровати, и он послушно пошел – смеющийся, разгоряченный и одурманенный – и упал на мягкую перину. Она же мгновенно развязала штанишки, которые тут же упали на пол. Нетерпеливо
