вам пленку с записью, из нее вы поймете, что я говорю правду.
Лелек с Болеком переглянулись и кивнули. Я записала их телефон и отправилась в больницу. Папазяну о нашей беседе я тогда ничего говорить не стала.
Все получилось так, как я и рассчитывала: сначала Геннадий дал показания против Коновалова, затем был взят сам управляющий клубом, после чего он выдал себя своими эмоциональными выкриками, которые и были записаны на диктофон. И уже после этого я с чистой совестью отправилась домой отдыхать.
Ну, строго говоря, совесть моя была не совсем чиста перед Папазяном: я ведь сказала Гарику, что выйду на пару минут и вернусь. Но не идти же мне в сауну с этим дамским угодником, я с самого начала не собиралась этого делать.
Обеспокоенность Папазяна не заставила себя ждать: мой мобильный пиликал уже минут пятнадцать, но я не отвечала на звонки Гарика. Вместо этого я набрала номер Морозова.
– Дело закончено, Андрей, – сказала я ему. – Все в порядке: убийца арестован и деньги вы свои получите. Но только, вероятнее всего, не от него, а от господина Гольдберга. Он согласен с вами расплатиться.
Морозов от такой информации на некоторое время онемел, затем спросил:
– Вы нашли Гольдберга?
– Ну а как бы иначе я могла вам все это обещать? – усмехнулась я. – Подождите совсем чуть-чуть, скоро вы получите свои деньги.
Пауза длилась где-то полминуты, после чего Морозов с невероятным облегчением выдохнул:
– Спасибо, Татьяна! Честно говоря... был такой момент, когда я стал сомневаться в том, что вы чего-то добьетесь.
– И все-таки надеялись, – улыбнулась я.
– Да, – подтвердил Морозов. – И, как выяснилось, не зря. Недаром мне говорили, что вы лучший детектив города Тарасова.
– Стараюсь держать марку, – скромно вздохнула я.
После этого я отключила телефон, чтобы разъяренный Гарик не доставал меня. И свет в квартире я погасила, так как совершенно не исключала, что разгневанный герой-любовник заявится ко мне в квартиру, если поймет, что я дома.
А мне ужасно хотелось спать. Время было позднее, день сегодняшний оказался богат событиями, так что мне хотелось только одного: лечь и поскорее заснуть, что я и сделала благополучно.
Эпилог
Выпал первый снег и, судя по минусовой температуре, таять в ближайшее время не собирался. А ведь с момента окончания расследования прошло только две недели. Удивительно, всего какие-то две недели назад я бегала в легонькой курточке и ботиночках на тонкой подошве. Сейчас же я стояла, одетая в дубленку, теплую шапку и зимние сапожки, на перроне тарасовского железнодорожного вокзала и ждала, когда объявят посадку на поезд Тарасов – Москва. Именно этим поездом сегодня уезжали из Тарасова Анатолий Гольдберг и Марина Карпинская. Гольдберг позвонил мне на сотовый и предложил встретиться, чтобы уточнить кое-какие моменты, и я с удовольствием согласилась.
Я стояла на перроне уже минут пять. Посадку еще не объявили, однако и Марины с Анатолием что-то не было видно. Наконец они оба появились, издали помахав мне рукой. Гольдберг был одет с иголочки: новая куртка на меху, новые теплые ботинки, новый шарф... Выглядел он очень представительно. Марина тоже неплохо смотрелась в белой шубке и меховых сапожках. Она приветливо улыбалась мне и прижималась к своему спутнику.
– Здравствуйте, – проговорила Карпинская, подходя, а Гольдберг вежливо кивнул.
– Что, решили окончательно? – спросила я, кивнув на их чемоданы.
– Пришлось, – развела руками Марина. – У Анатолия же дела в Москве... Да он сам вам расскажет.
Гольдберг откашлялся и заговорил:
– Я созвонился с Дмитрием Ивановичем, обо всем договорился. У него есть для меня работа...
– Как он хоть к вам настроен-то? – сопереживающе полюбопытствовала я.
– Вы знаете, как ни странно, довольно благодушно, – оживился Гольдберг. – Я прямо даже не ожидал.
– Ну, он говорил мне, что он человек очень гуманный, – усмехнулась я, вспомнив разговор с Папой Митей в одном из московских переулков на заднем сиденье его «Мерседеса-Майбаха».
– Да уж, – повел плечами Гольдберг. – Работа, кстати, мне хорошо знакомая, так что, думаю, здесь все утрясется благополучно.
– А что произошло с ночным клубом «Каскад»? – поинтересовалась я, глядя на Марину. – Что с акциями, если, конечно, не секрет?
– Ой, там вообще все разрешилось как нельзя лучше, – радостно поведала Марина. – Я даже уже и не рассчитывала, уже хотела от всего отказаться, лишь бы нас с Анатолием оставили в покое, и вдруг, как по волшебству, все завершилось чудесным образом!
– Что же такого чудесного случилось?
– Да на самом деле все закономерно, – поправил свою спутницу Гольдберг. – После ареста Коновалова владельцами стали Портнов с Бобровым, отжав у него акции. И, в сущности, это справедливо, так как именно их деньги вложены в этот клуб. А долю Марины они оставили ей.
– Даже так? – подняла я бровь. – Что ж, я вас поздравляю. Для вас действительно все сложилось удачно.
– Думаю, что в этом немалая ваша заслуга, – польстил мне Гольдберг. – Неизвестно, как бы все повернулось, если бы этот... Морозов не нанял вас для расследования.
– Да уж, неизвестно, – задумчиво проговорила я. – Кстати, вы вернули ему деньги за северные концерты?
– Конечно, о чем разговор! – воскликнул Гольдберг. – Все до копейки, как и было положено по договору. Так что моя совесть чиста.
Собственно, мне это все было известно и без Гольдберга, поскольку не могла же я оставить своего клиента на произвол судьбы и не проконтролировать этот вопрос. И я знала, что вопрос успешно решился не далее как неделю назад. Именно тогда мне позвонил восторженный Морозов и назначил встречу, при которой очень, очень долго благодарил меня и осыпал комплиментами. После чего рассчитался со мной сполна. Я сказала, что очень довольна и рада такому завершению дела, и на этом мы распрощались. А Папа Митя сообщил по телефону, что перевел мне на счет в банке энную сумму. Я уже сняла ее со счета, и сумма эта, надо признаться, существенно превышала гонорар Морозова.
Что же касается чистой совести господина Гольдберга, то он несколько покривил душой, поскольку Морозов и его ансамбль «Калинка» были единственными, кому продюсер вернул деньги. Не считая, разумеется, Лелека и Болека, которые разобрались со своими кредитами сами. Ну, с Папой Митей-то все было ясно – Гольдберг ехал в Москву отрабатывать деньги. Об остальных обманутых клиентах Гольдберг скромно умолчал. Но решение этих вопросов не входило в мою компетенцию, поэтому я и не заморачивалась чужими проблемами.
Объявили посадку, и Марина с Анатолием принялись прощаться, еще раз выражая мне свою благодарность. Я пожелала им успехов и поехала домой.
Гарик Папазян, терзавший мой телефон в течение нескольких дней, наконец угомонился и просто ушел в тень, показывая тем самым, насколько глубоко он на меня обижен. Но я прекрасно знала отходчивый нрав Гарика и понимала, что долго он обижаться не сможет. Не впервые складывалась такая ситуация, и через некоторое время мы опять будем мило беседовать, давать обещания и надежды и снова их нарушать... Жизнь продолжалась.
Что же касается бывшего управляющего ночным клубом «Каскад» Игоря Леонидовича Коновалова, то тот дожидался суда. Вину свою перед законом он так и не признал. Собственно, главными свидетелями обвинения были только я да рыжий киллер Гена, который, слава богу, от своих показаний отказываться не стал.
