мгновение спустя на ее поверхности появился какой-то отросток. Мужчина очень осторожно взял его. Пришелец слегка сник, даже как-то уменьшился в размере. Джейн поняла, что он истратил массу жизненной силы на то, чтобы дать человеку — что?
Человек прижал странную штуковину к губам, потом ко лбу, поднял высоко над головой. Она начала изменяться, последовательно принимая форму сначала человеческой кости, затем куба, чего-то еще…
«Шакти, — прошелестел голос — Запомни. Машина Шакти».
«Мне никогда в жизни этого не забыть», — подумала она.
«А теперь смотри. Смотри вверх».
Джейн нехотя подняла голову и взглянула на небо. Ее взгляд понесся ввысь сквозь облака, небесную синь, сквозь солнечный свет — пока окончательно не покинул Землю и достиг немигающих звезд. Они расступились, и девушка очутилась во мраке космического пространства, но ее взгляд продолжал лететь вперед.
Что-то было впереди, невидимое во тьме. Что-то настолько далекое, что расстояние не укладывалось у нее в голове. Что-то, спешившее к Земле. Оно было там в тысяча семьсот семьдесят седьмом году, когда тот человек («Калиостро», — подсказал ее разум, и Джейн не удивилась, откуда ей это известно) принял ту штуковину — Шакти — у пришельца, а потом принялся творить так называемые чудеса, включая чтение мыслей, левитацию, перевоплощение, поражая умы легковерных при всех королевских дворах Европы и усиленно вербуя народ в египетские масоны…
Девушка пыталась осмыслить информацию, обрушившуюся на нее во сне. Не то чтобы это имело какое-то значение: все равно она ничего не будет помнить, когда проснется. Со снами всегда так. Разве нет?
…потому что он хотел создать организацию, которая сбережет механизм Шакти в целости и сохранности и будет передавать его от поколения к поколению, выбирая самых надежных хранителей, пока его загадки не будут раскрыты и он понадобится, чтобы на Землю могла прибыть…
Что-то заклубилось перед ней во тьме. Или, быть может, сама тьма корчилась в агонии, пытаясь укрыть этот ужас, этот…
…чтобы на землю могла прибыть…
Знание вломилось в ее мозг без предупреждения и жалости, куда более страшное, чем когда она коснулась его в сознании Астронома. То было средоточие, скопище наиболее развитых, утонченных и доведенных до совершенства форм зла во всей вселенной, рядом с которым меркли самые изощренные злодеяния человечества.
Многие тысячелетия зло неслось к этому миру, пожирая все на своем пути, оно могло обрушиться на планету в любой миг, в любой миг…
ТИАМАТ.
Она проснулась с криком. Чьи-то руки хватали ее, и она начала вырываться, извиваясь и пытаясь ударить их. Всюду вокруг была вода — она висела в воздухе, пропитывала простыню и плед.
— Тише, тише, все хорошо, — послышался голос, но не тот, что преследовал ее во сне.
Китаянка Ким Той пыталась успокоить ее, как будто она была раскапризничавшимся ребенком. Загорелся свет; женщина успокаивающе обняла ее. Джейн позволила ей обращаться с собой как с маленькой и приказала воде остановиться.
— Ты кричала, — сообщила Ким Той. — Я решила, что тебя режут.
ТИАМАТ.
— Мне приснился кошмар.
Женщина ласково погладила влажные рыжие волосы.
— Кошмар?
— Мне приснилось, что кто-то высыпал мне в лицо ведро червей.
Астроном захлебывался хохотом.
— Да она — чудо, настоящее чудо!
Альбинос, сидевший на полу рядом с инвалидным креслом, умоляюще взглянул на него.
— Значит, сон был хороший?
— О да, сон тоже был чудный. — Старик потрепал его по белым волосам. — Ты все сделал совершенно правильно, Воскресший.
Альбинос заулыбался, состарившаяся раньше времени кожа вокруг розовых глаз пошла морщинками трогательной радости.
— Роман!
Роман, сидевший за столом в другом конце темной комнаты, оторвался от компьютера.
— Пусть она еще немножечко побудет один на один со своим ужасом, прежде чем мы представим ее остальным членам нашей маленькой конфедерации. И пускай Ким Той продолжает ее опекать.
Роман кивнул, украдкой бросив взгляд на монитор.
— Завтра ночью мне опять понадобится твоя помощь, Воскресший, — сказал Астроном альбиносу. — Сделаешь то же самое. Я хочу, чтобы следующие две ночи она просыпалась с криком.
Розовые глаза пристыженно потупились.
— Ну-ну, ты же понимаешь, что сейчас тебе живется куда лучше, чем в те времена, когда ты продавал разным извращенцам эротические сновидения по десятке за штуку. — Астроном хохотнул. — Ты — один из моих самых полезных тузов. А теперь пойди отдохни.
Едва альбинос скрылся в темном коридоре, как старик обмяк в своей коляске.
— Несущий Гибель?
Тот в мгновение ока подскочил к нему.
— Да, Несущий Гибель. Сейчас нам обоим это нужно, не так ли? Вызови машину.
Роман остался за компьютером, а Несущий Гибель выкатил коляску с Астрономом на поиски какой- нибудь злополучной уличной проститутки, которая не подозревает о том, что эта ночь станет последней в ее жизни. Он запретил себе думать об этом. Он не позволит себе жалеть никого из них, ни за что не позволит. Все они — Воскресший, Ким Той, Красный, Иуда, Джон Ф. К. Блэк, Коулмен Хаббард (о, это отдельный разговор, туз в рукаве Астронома, один-ноль-ноль-один), даже эта простушка Джейн Водяная Лилия — все они одинаковые, пешки в игре Астронома. И он тоже, но ему приходится это делать только ради Элл и, чтобы защитить ее.
«ЭЛЛИ, — напечатал он, и буквы замерцали на мониторе, — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ».
«И Я ТЕБЯ ТОЖЕ», — промелькнули на экране слова, тут же сменившиеся сообщением «НЕВЕРНАЯ КОМАНДА. АВАРИЙНОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ ПРОГРАММЫ».
Где-то далеко Фортунато проснулся, дрожа, весь в холодном поту.
— Тихо. Тихо, мой хороший. — Женский голос звучал ласково, руки были нежными и теплыми. — Мишель рядом. Я здесь, милый, я здесь.
Фортунато позволил ей обнять его и прижался лицом к ее безупречной груди.
— Опять те сны, да? Не бойся. Я с тобой.
Он погладил теплый бок и сказал женщине, чтобы она засыпала. Потом выскользнул из ее объятий и заперся в роскошной ванной.
Пути назад не было. Он не мог вычеркнуть из памяти то, что когда-то узнал. Знание подарило ему силу, но сила обернулась ловушкой.
Следует позвонить Тахиону, а еще лучше, самому поехать в Вилледж и разбудить его.
Эйлин.
Фортунато зажмурился и стискивал челюсти, пока мысль о ней не отступила. Надо было взять у Тахиона какое-нибудь средство, таблетку забвения, чтобы перестать вновь и вновь натыкаться на воспоминания о ней, но что-то не давало ему сделать это. Ведь тогда Эйлин окончательно перестала бы существовать.
Он кое-как побрызгал водой себе в лицо и замер перед зеркалом с полотенцем в руках. На какую-то долю секунды в зеркале отразилось другое лицо, залитое водой: совсем юное, женское, с широко распахнутыми зелеными глазами и медными волосами. Очень красивое, совершенно незнакомое и зовущее
