Все просто изнывали. А Ульяна говорит красивым низким голосом:
— А я никогда не забуду, как Каринка — «Трусы не — ж., ж. — не алмаз».
— Что? — возопила путешественница и сделала страшные глаза, но губы ее смеялись.
— Было, было, — улыбалась Ульяна. — Однажды Карина изображала змею. Это у них с Галькой был такой номер. Та дула в дудочку, а Карина появлялась из ящика комода и, извиваясь, ползла по полу. Я ей потом говорю: «Карина, у тебя трусы были видны». И тут-то она мне и выдала.
— А вообще, — добавила Ульяна уже совершенно серьезно, — я на всю жизнь запомнила другое. Когда Каринка бежала, а впереди была какая-то опасность, она заранее выставляла руки.
Светленцы много пели, в том числе ту балладу про юношу и хуторянку, что Кристофер уже слышал в исполнении Карины и детского хора Расщелины.
33.
Помня посещение Светлени, эсверец не сомневался, что и в Бодиярии они останутся надолго. Каково же было его удивление, когда в конце второго дня путешественница начала готовиться к отъезду.
— Каринушка, не надо так спешить. Я все понимаю…
Но Крис понимал не все. Карина грустно посмотрела на него:
— Я чувствую себя здесь чужой…
Красочный мираж общего детства растаял, и друг перед другом оказались совершенно незнакомые люди, чей жизненный опыт был до невозможности различен. Карина мучалась от неразделенной любви — ее подруги растили детей. Девять лет она знала лишь увлекательные заботы высшего образования — ее близкие боролись за существование. Путешествие было не в счет — мама была уверена, что вновь обрела свою наивную и ласковую дочь.
— Каринушка, нужно попытаться найти общий язык, — увещевал ее Крис.
Девушка отрицательно качала головой:
— Я не смогу… Это началось не здесь и не сейчас. В замке гугнеатов я тоже чувствовала себя чужой… То одиночество — оно сродни этому…
— Опишите, как выглядит ваше одиночество?
Карина слабо улыбнулась — эсверский врач воспроизводил классические приемы ведения терапевтической беседы.
— Мое одиночество. Оно такое. Как будто есть поток, и в него все включены. Несутся в одном направлении, которое является известным, естественным, правильным. А я — как камень, который застопоривает течение. Все движутся — я стою. Все свои — я чужеродный элемент.
— Попробуйте по-другому описать это же чувство!
— Помню, мы с мамой куда-то бежали, — без перехода начала Карина, — и я прямо увидела, как от людей отходят конусы, которые включают их личные убеждения, надежды, желания, составляющие их собственную правду. Позже я узнала, что в науке есть целое направление — «модель психического», в рамках которого изучается, что знают маленькие дети о людях как носителях психики.
— Вам кажется, что те конусы непроницаемы?
— Я не думаю о них. Но иногда не знаю, о чем говорить. Начинаю лихорадочно придумывать, и теряется естественность общения.
— Если это и происходит, то только потому, что вы отказываете себе в праве быть самой собой и, например, просто помолчать!
— Я и так много молчу, — грустно сказала девушка. — Конечно, вы уже устали от моей болтовни, но я просто «отрываюсь» за все эти годы. Незадолго до отъезда из Гугнеатии я готова была диагностировать у себя «поздний юношеский аутизм»…
— Но, скорее всего, это был важный период осмысления себя в этом мире. Очень важно уважать свои состояния, а вы…
— Я брала себя за шиворот и трясла!
— Ваша сила воли, поистине, огромна! Безусловно, это своеобразный дар.
Н-да… Вопрос только в том, кто его отправитель? Крис снова вернулся к ранее начатой теме:
— Что вам мешает в общении с близкими? Почему вы не позволяете себе быть с ними такой, какая вы есть на самом деле. Как будто подозреваете себя в чем-то.
Карину уже лихорадило.
— Я не знаю… Не знаю… Не знаю… Крис, уедемте отсюда сегодня же, сейчас же. Прошу вас!!!
— Каринушка, — мягко говорил Крис. — На дворе — ночь…
Девушка начала плакать.
— Во мне есть что-то ужасное. Какой-то порок, какой-то изъян. Я пытаюсь скрывать от окружающих все, чтобы не выдать и это. Но призраки идут за мной, как на маяк. Помните, что кричал хозяин таверны: «Она обречена, она проклята, она принадлежит нам!» Тогда мне было страшно, что он назовет причину, но сейчас я хотела бы знать. Я больше не могу… Что это?!
Крис был потрясен этой вспышкой. Он обнял Карину:
— Маленькая моя, не надо… Скоро все будет позади…
34.
Но путешественники не успели отправиться в дорогу. Рано утром в бодиярском поселении появился отряд мрачных людей в кожаных куртках. Один из комиссаров обратился к Владиславу Трофимову, в котором безошибочно угадал главного:
— Нам стало известно, что здесь находится бывшая королева бывшего Долесонского королевства!
— Нет, мы не знаем, о ком вы говорите!
— Прежде эта особа была известна под именем Карины Аргуновой!
Девушка ни жива, ни мертва, поднялась со своего места.
— Я прибыл по поручению Революционного Комитета! — взял под козырек комиссар. — Ваш муж король Гай Карл Фредерик Долесонский мертв. Королевство провозглашено республикой. Вам необходимо подписать отречение от престола.
Светленцы ни за что не выдали бы путешественников. Но как только прозвучали последние слова, Карина начала прощаться со всеми, как будто боялась опоздать на пожар.
35.
Невеселое это было возвращение.
Карину и Кристофера везли в карете с коваными решетками. Комиссары обращались с ними холодно и дерзко, всячески подчеркивая зависимость их положения и незавидность судьбы. Нигде не задерживаясь, процессия миновала королевство Полуэктоса, Фандорию, мир Гьергивичей, Цегенвею.
Долесония встретила их виселицами. «Революция как страшный сон будет преследовать гугнеатов», — Карина с ужасом созерцала ожившее прошлое своей страны. В столице их ждали разрушенные магазины, следы пожарищ, красные флаги и шеренги марширующих людей.
Их сразу провели в разоренный королевский дворец. Кабинет Гая занимал председатель Временного правительства — Смерч. Услышав это имя, Крис еле заметно вздрогнул.
— Здравствуйте, товарищ Аргунова! — разбойник протянул ей руку.
Карина не пошевелилась. Смерч проигнорировал эту выходку и, щурясь, посмотрел на Криса:
— Не имею чести…
