записи различных мелочей'. Но через несколько лет и 'Красный архив' стал чтением, которое ничего доброго не сулило даже завзятым любителям источников. Впрочем, могу порадовать - всеобщая молва гласит, что дневники К. Р. дождались своей поры и вот-вот мы будем держать их в руках.
* * *
История гола без подробностей. Вот запись К. Р., посвященная деятельности в Академии, сделанная 10 января 1906 года в Петербурге: 'Опять ездил в город, в Академию, где назначил после шестилетнего перерыва заседание междуведомственной комиссии по вопросу изменения календаря. Пока Победоносцев был обер-прокурором Синода, нечего было и думать двинуть это дело: он всегда на всякое новое дело отзывался отказом. А поэтому я положил этот вопрос 'под сукно' и продержал его так, пока Победоносцева не сменили. В заседании больше всех говорили академики Шахматов, Сонин и Марков и представители министерств юстиции - Чаплин, ведомства православного исповедания - Остроумов, министерства промышленности и торговли - Егоров и изобретатель нового календаря П. М. Салагилов. Много говорилось о затруднениях, которые неизбежно встретятся при переходе к григорианскому или какому-нибудь другому календарю. Указывали и на то, что едва ли очень нужно менять календарь. Учредили из своей среды подкомиссию, чтобы обсудить, стоит ли трудиться над этим вопросом'.
* * *
Президент Академии был, разумеется, представителем элитарного сознания, составлявшего краеугольный камень петербургской культуры, заявившей о себе стране и миру именами Чайковского, Глазунова, Дягилева, Серова, Бенуа... Последний, сопоставляя Петербург с Венецией и Амстердамом, говорил, что музыкальность - глубокая и чудесная - заключается в самой петербургской влажности. Именно в музыкальности - по мнению А. Бенуа - душа города, общающаяся с другими посредством музыки. 'Священного писания глаголы напоминают звезды в небесах', - провозглашал К. Р., и это не было только декларацией русского александрийства, набиравшего силу. Петербургская цивилизация, родная сестра западноевропейского образования, не могла не вливаться в могучее русло всей русской культуры. И сегодня есть ли занятие едва более увлекательное, чем собирание разбитого в социальных и военных передрягах - вдребезги. Но и в этом у нас накоплен огромный опыт. Разве не чудо - восстановление после войны разрушенного Петергофа?
* * *
Идущий от Петрарки и Ронсара классический сонет К. Р. посвящал солдатским досугам. В размерных октавах он воспевал не только музыку парков-дубрав, но и невзрачно болотистые окрестности города. И все-таки неожиданностью было освоение поэтом-академиком такой демократической формы, как романтическая песня, приведший к созданию самого популярного произведения К. Р.:
Умер, бедняга! В больнице военной
Долго родимый лежал;
Эту солдатскую жизнь постепенно
Тяжкий недуг доконал...
Рано его от семьи оторвали:
Горько заплакала мать,
Всю глубину материнской печали
Трудно пером описать!
С невыразимой тоскою во взоре
Мужа жена обняла;
Полную чашу великого горя
Рано она испила.
Невероятно, но 'Бедняга', став народной песней, бытовал по всей стране, да и ныне еще полностью не ушел из народного песенного репертуара
Когда зародилась синема, - сюжет, мелодия, да и слова К. Р. были использованы для создания двух-трех кинолент. Они с успехом показывались в Москве, Питере, Киеве, провинциальных городах.
Песня-находка явилась для К. Р. несомненным примером удачи в этой области. Граммофонные пластинки разнесли песню вместе с эмигрантами и беженцами по миру. Даже после второй мировой войны у нас калеки и нищие пели ее на базарах, волжских пристанях и по вагонам. Последний классик русской литературы Леонид Максимович Леонов не раз говорил мне, что 'Беднягу' по популярности в народе можно сравнить только с 'Гибелью 'Варяга', - время не властно над строфами, запечатлевшимися в народной душе.
Жизнь и творчество поэта-академика - страница из истории культуры, которую нет необходимости пропускать и прибедняться, - ведь мы идем навстречу к новому столетию.
* * *
Немного об экземплярах, по которым велась работа. Трехтомник К. Р. (Петроград, 1915) пришел в мою библиотеку из книжного собрания Александра Евгеньевича Грузинского, бессменного в начале столетия председателя Общества любителей российской словесности. Книга 'Царь Иудейский' (издание четвертое) принадлежала Щепкиным, потомкам великого актера.
Поистине - книги имеют свою судьбу.
