налитый в немецкие, толстого фаянса кружки, остывал, никто до него не дотрагивался. И картошка, политая желтым жиром, тоже простыла. Только хозяйский табак-самосад сворачивал себе Цветков, проходя ту проверку, без которой ни он, ни его люди не могли влиться в соединение Лбова.
– А ну-ка еще: Как вам будет фамилия? – спросил у Володи Луценко, холодно щуря на него свои узкие глаза. – Не разобрал я.
Володя повторил по слогам.
– Не Аглаи Петровны, часом, сынок?
– Нет. У нее нет детей. Я ее племянник.
– Тот самый, что за границей были?
– Тот самый. Да других у нее и нет.
– А ее, вернувшись, не повидали?
Лбов перестал расспрашивать Цветкова и обернулся к Луценке.
– Повидал, – сказал Володя. – Мы вот с доктором Цветковым там даже оперировали, в Василькове, она эвакуацией командовала…
– Так-так, – весело подтвердил Луценко, – так-так. А какие у нее перспективы были – вам неизвестно?
– Мне известно, но тетка просила меня никому об этом не говорить…
– Так-так, – еще более повеселел Луценко. – И нам велела не говорить?
Устименко промолчал.
– Живая ваша тетечка и здоровая на сегодняшний день, – вдруг радостно улыбнулся комиссар. – С приятностью для себя это вам сообщаю. Можете ей написать. Со временем, или несколько позже, получит' Теперь еще один вопрос – заключительный. После нехорошего этого дела в Белополье, – вы кого послали искать связи в район? Как ему фамилия?
– Терентьев Александр Васильевич… – растерянно ответил Цветков. Мелиоратор он по специальности…
– Совпадает? – спросил Лбов.
Его гладко выбритая голова блестела, узкий крупный рот был крепко сжат, крупный подбородок с ямочкой выдавался вперед.
– Совпадает! – кивнул комиссар. – Тоже с приятностью для себя могу вам сообщить, что товарищ ваш живой, хотя и раненый. Имеется такое мнение, что выживет. Не смог выполнить задание, потому что непредвиденно под фрицевский огонь угадал.
– Так, я думаю, картина ясная? – осведомился Лбов.
– И я так определяю, товарищ командир.
– А что это вы меня все разглядываете? – спросил вдруг Лбов Цветкова.
– Да я про бороду слышал от пленного немца, – немножко растерявшись, ответил Константин Георгиевич. – Вот и гляжу…
Лбов усмехнулся, потер ладонью подбородок:
– Сбрил! Была да сплыла борода. Немцы портрет мой развесили и приличное вознаграждение предлагают. Портрет, разумеется, чужой, все дело в бороде. Вот мы тут и подвели фрицев…
Предполагая, что им следует уходить, Володя и Цветков поднялись, но командир велел им остаться. За эти несколько секунд его непроницаемое лицо резко изменилось – теперь это был просто пожилой, умный, усталый и добродушный человек. И узкие глазки комиссара смотрели сейчас лукаво и даже насмешливо.
– Вот какая картина, – сказал он, ставя на стол бутылку водки. – Ясная картина. И вам, товарищи, ясно, как фрицам несладко пастись на нашей земле?
Лицо его опять стало серьезным, и, словно прислушиваясь, он произнес:
– Это ж надо представить себе, Виктор Борисович, как они будто бы завоевали, завоеватели, а хозяевуем – мы! От расстояния! Сотни километров, а у нас связь. Аглаи Петровны племянничек лесами пришел, а мы ему привет. Своего мелиоратора они потеряли, а он у нас – температуру ему меряют, уколы делают. Интересно, например, вот знаменитый отряд, героический «Смерть фашизму» под управлением, так сказать, товарища Цветкова, если его рейд проследить. Сколько он наших людей прошел, а? Все лесами, лесами, болотами, все от людей уклонялся, а людей-то наших немало. Но ничего! На ошибках учимся…
Лбов налил в кружки водку, сказал с усмешкой:
– Ваше здоровье, доктора-командиры. Можно сказать, со свиданьицем! А ошибок у кого не бывает!
Цветков сидел красный, мрачный. Разве так виделась ему эта встреча? Впрочем, он был из тех людей, которые быстро разбираются в собственных ошибках. И когда, вымывшись в подземной бане лбовского отряда, они с Устименкой укладывались спать, командир Цветков, который вновь стал Константином Георгиевичем, успел сделать для себя все соответствующие выводы.
– Это вы насчет наполеончика тогда правильно по мне врезали, неприязненно, но искренне сказал Цветков. – Сидит во мне эта пакость. Трудно от нее избавиться. Казалось, один наш отряд во всем этом оккупированном крае. Мы одни смельчаки и герои. Ан вот…
Вздохнул и добавил:
– Все-таки вывел! Привел! И именно я!
– Мы тоже, между прочим, старались выйти! – ввернул Володя.
