нашей армии только потому, что они оказались неугодными тому или иному лицу из Южфронта.
Но еще больнее, кошмаром каким-то стоит передо мною тот факт, с какой легкостью вообще назначаются, перемещаются и распределяются люди только по внешним признакам, без обследования их работоспособности и полезности их на месте. Если бы вы знали, как тяжело это отражается на местах!
В отношении же себя я прошу только об одном: дайте мне возможность вернуться на Южный фронт, где я — знаю это твердо — наилучшим образом смогу отдать свои силы в качестве рядовой коммунистки. Только в массе, где сейчас нужнее всего люди, я буду себя хорошо чувствовать. Исходя из опыта моей работы на фронте в течение одиннадцати месяцев, я прошу только об этом: дайте мне возможность поработать в 13-й или 14-й армиях по борьбе с махновщиной. Бывший заведполитотделом армии 8
Р.Самойлова'.
За чашкой чая
Добралась Землячка до Москвы сравнительно благополучно. Поезд, которым она ехала, считался поездом особого назначения, его не задерживали на станциях, снабжали топливом…
Она — дома. Но никогда не чувствовала она себя такой бездомной, как в этот раз. Сознание того, что она откомандирована из армии, что она не у дел, вызывало у нее такое чувство опустошенности, что она и дома чувствовала себя временной квартиранткой.
Она позвонила. Дверь открыла сестра. Землячка внесла в переднюю чемодан, сняла пальто, расцеловались.
— Ты в отпуск? — спросила сестра. — Надолго?
Землячка не знала, надолго ли приехала в Москву, но наперед решила, что в Москве все равно не останется, ее место на фронте, она будет на этом настаивать.
Сразу же по приезде села за докладную записку в ЦК. Там разберутся во всем. Она писала, переписывала, зачеркивала, рвала. Приходилось отчитываться за все время, что она провела в Восьмой армии. С Центральным Комитетом она бывала откровенна так же, как с собой. Что хорошо — то хорошо, а что плохо — то плохо.
— Что ты там пишешь? — поинтересовалась Мария Самойловна. — Письмо?
— Отчет, — объяснила Землячка. — Оправдываюсь.
— А есть в чем оправдываться? — спросила сестра.
— Есть, — убежденно сказала Землячка. — Всякому есть в чем оправдываться.
Утром она отнесла докладную в ЦК. Зашла в Учраспред. Спросила, что с ней думают делать.
— На этот раз вам несдобровать, — пошутили там, и кто-то провел над столом ладонью: — На вас вот такой ворох заявлений.
— Я согласна поехать рядовым комиссаром, хоть в батальон, хоть в роту, — попросила она. — Но только на фронт.
Вернулась домой. Никуда не хотелось идти. Не хотелось разговаривать.
Вечером пошла в консерваторию. В Малом зале концерт камерного оркестра. Землячка предъявила в кассу военное удостоверение, получила билет. Зал полон. Среди слушателей преимущественно молодежь. Мужчины в каких-то кургузых курточках, в серых пиджачках, женщины в перешитых платьях. В своей кожаной куртке Землячка бросалась в глаза, на нее обращали внимание. А ей хотелось быть незаметной. Она прошла к своему месту и так и не поднялась за весь вечер. Оркестр исполнял «Прощальную симфонию» Гайдна. Землячка плохо помнила, какие обстоятельства предшествовали сочинению симфонии. То ли князь Эстергази увольнял свой оркестр, и Гайдн сочинил напоследок эту музыку, пытаясь побудить князя Эстергази изменить решение, то ли Гайдн сам собрался уехать в Лондон и прощался с оркестром. Но музыка звучала печально и соответствовала настроению Землячки. Замолкают все инструменты, плачут лишь две скрипки…
Ночь она спала плохо. На третий день пребывания в Москве отправилась в Политотдел Республики. Она хотела вернуться на фронт.
— Не торопитесь, — ответили ей, — С вами еще следует разобраться.
Но Землячка не хотела, не могла ждать…
Под вечер она позвонила в Кремль, попросила соединить ее с квартирой Ленина.
К телефону подошла Надежда Константиновна.
Землячка назвалась.
— Я только что с фронта. Очень бы хотела повидаться с вами, Надежда Константиновна, и, конечно, если это возможно, с Владимиром Ильичем.
— Даже не знаю, что вам сказать, — ответила Надежда Константиновна. — Владимир Ильич так занят, сама его почти не вижу. Приходите. Может, что и получится.
Землячка торопливо шла по кремлевской торцовой мостовой. Шла к зданию Судебных установлений, в котором помещался Совнарком. Прошла мимо выкрашенного в розовую краску Чудова монастыря. Подошла к подъезду, предъявила часовому пропуск, по старой каменной лестнице поднялась на третий этаж. Позвонила. Ее провели в столовую.
Квадратный обеденный стол, буфет, старинные кабинетные часы, полдюжины стульев. Просто, как и всегда у Ленина.
Из соседней комнаты тотчас вышла Надежда Константиновна.
— Здравствуйте, Розалия Самойловна. Вот и хорошо, что пришли. Сколько ж мы не виделись? Сейчас будем пить чай.
Она угадала вопрос, который так и не произнесла Землячка.
— Обещал прийти. Если никто не задержит.
Они были старые знакомые, Землячка и Крупская. Много соли съедено вместе, но им не до воспоминаний, некогда оглядываться назад, столько у них дела.
Только начали чаевничать, как пришел Владимир Ильич.
Немногим меньше полугода не видела его Землячка, в последний раз она разговаривала с ним на Восьмом съезде партии, на котором присутствовала в числе делегатов от армии.
Ленин перемолвился с нею тогда лишь несколькими словами, поинтересовался делами на фронте, настроениями крестьян, политработой в армии, задал всего несколько вопросов, но, как всегда, спросил о самом главном.
Удастся ли побеседовать с ним сегодня?
— Отлично, — сказал, входя, Владимир Ильич. — Надежда Константиновна предупредила меня. Ну, рассказывайте, рассказывайте, как вы там свирепствуете… Наденька, ты нальешь мне?
Сел за стол, придвинул стакан с чаем, Надежда Константиновна положила перед ним бутерброд.
Ленин приветлив, внимателен, но он поразил Землячку своим видом, осунулся, почти не улыбается, должно быть, очень переутомился, с лица не сходит озабоченное выражение, впрочем, этому Землячка не удивлялась, деникинская армия катилась к Орлу, да и на других фронтах тревожно.
Он размешал в стакане сахар, отхлебнул чай.
— Ну, как вы там?
— Плохо, Владимир Ильич, — призналась Землячка, не желая играть в прятки и скрывать то, что у нее наболело. — Сняли меня. Откомандировали.
— Слышал, слышал, — ответил Ленин. — Говорят, у вас там какие-то заминки с эвакуацией, бунтуют солдаты.
Землячка взглянула на Ленина.
— А вы знаете, кто говорит?
— Сокольников? — спросил Владимир Ильич не без лукавства и еще раз переспросил: — Сокольников и Колегаев?
— Владимир Ильич, если бы вы видели наших красноармейцев, — не давая прямого ответа на вопрос, обратилась Землячка к Ленину. — Босые по льду ходили в атаки! Мы достали сапоги — их у нас отобрали. Был отличный начальник снабжения — вместо него прислали…
— Читал, читал, — перебил ее Ленин. — Об этом вы написали.
Землячка замолчала. Раз он знаком с ее докладной запиской, следовало подождать, что он скажет.
А он ничего не сказал, стал ее обо всем расспрашивать. Задавал лаконичные, короткие вопросы о самом существенном.
