и не видели славы Моей;
и они возвестят народам
славу Мою.
Увы, и у этого пророка не обходится без предречений:
Он истязуем был,
но страдал добровольно,
и не открывал уст Своих;
как овца, веден был Он на заклание,
и, как агнец пред стригущим Его безгласен,
так Он не отверзал уст Своих.
От уз и суда Он был взят;
но род Его кто изъяснит?
Ибо он отторгнут от земли живых;
за преступления народа Моего претерпел казнь.
Ему назначили гроб со злодеями,
но Он погребен у богатого,
потому что не сделал греха,
и не было лжи в устах Его.
Но Господу угодно было поразить Его,
и Он предал Его мучению;
когда же душа Его принесет
жертву умилостивления,
Он узрит потомство долговечное,
и воля Господня благоуспешно
будет исполняться рукою Его.
На подвиг души Своей
Он будет смотреть с довольством...
Посему Я дам Ему часть
между великими,
и с сильными будет делить добычу,
за то, что предал душу Свою на смерть,
и к злодеям причтен был, тогда как
Он понес на Себе грех многих
и за преступников сделался ходатаем.
Вспомнилось мне это предсказание, хоть и вызывало обычное иудейское неприятие: мессии положено быть царем Израиля и божией славы. И все же в круговерти различных противоречивых пророчеств я уловил некую нить единственную, что позволила бы мне найти роль для себя.
Если Иисус - мессия и царь и уготовано ему погибнуть в позоре, а меня избрал продолжателем своего дела, значит, провидел во мне наследника престола Ониева, последнего из законных первосвященников. А ведь о родословной моей он ничего не знал, и лишь внутренний голос направил такой выбор.
Наша общая ошибка выяснилась позже; а того вечера мы оказались во власти, чтоб не сказать более - в абсолютной зависимости одного видения, и не прозревали ближайших событий, хотя сомнения, терзавшие нас обоих, могли бы подготовить к наихудшему.
А мне, замороченному семейной идеей, не хватило и той малости разума, дабы понять: покорного судьбы ведут, непокорного тащат.
45. Иисус, словно читая в мыслях моих, с горечью сказал: знает, что ему уготовано, и сослался на то же пророчество Исайи - 'Но Господу угодно было поразить его'. После заключил: коли отдалит горькую чашу, противен станет сам себе, потому умрет, а я должен жить. Уйти должен сего же утра, не сказываясь, тайно, и ожидать вести.
46. Я спросил, какого знака ждать, учитель ответил: - В сердце своем узришь знак, святый и ясный. Узришь свет, и голос возвестит. Останусь с тобой живой или мертвый, в тебе оживу.
И я вовсе не удивился такой миссии: многие годы размышлений о нашей семейной метафизической легенде научили меня ответственности - я чувствовал себя призванным осуществить сию легенду на деле. Между прочим, в тогдашнее время живо принималась версия двух мессий - царя и священника, согласно народной традиции, - в теократической практике иудейского государства первосвященники тоже были помазанниками божьими. Версия эта не подтверждалась в Книгах Пророков, за исключением Иеремии:
Ибо так говорит Господь:
не прекратится у Давида муж,
сидящий на престоле дома Израилева,
и у священников-левитов
не будет надостатка в муже пред лицем Моим,
во все дни возносящем всесожжение,
и сожигающем приношения
и совершающем жертвы.
Держусь мысли, версия двух мессий явилась во дни унижения первосвященников, когда мой предок возводил святилище в Леонтополе. Наша родовая легенда не упоминает об этом предмете, однако культивировали ее сыны Садока, что и вычитал я в их писаниях.
47. Итак, спокойно приняв преемство великого дела, спросил у Иисуса, почему уходить тайно и одному ли.
Оказалось, Иисус разумел в земных делах более, чем я полагал, и, далекий от всего, провидел будущее глубже, чем все мы.
Я склоняюсь к тому, что, подобно оракулам, обладал редким даром провидения temporum futurorum {Времена грядущие (лат.).}, даром небезупречным, как то повсеместно случается, в прозрении собственной судьбы или судеб близких людей. Мнится, здесь ясность видения заслоняют личные волнения или интересы.
На мой вопрос Иисус ответил: столкновения с римлянами не избежать и нельзя борьбы с ними отделить от службы божией. Бой примем неравный, погибнут многие, уцелеть должен некто незаурядных знаний и энергии, дабы сберечь ковчег Нового завета. У Даниила записано, война будет опустошительной и долгой, до конца времен назначенных, посему, останься я в ратном стане его, Иисуса, преемником, мне грозит гибель раньше других.
Хотя пророк Даниил уцелел и во рву львином, ибо так восхотел господь, он не по своей воле сошел туда. Не годится идти наперекор назначению и сложить голову, коли ей не то предначертано.
- Ты не воитель, - закончил Иисус, - потому и уйдешь, и будешь ждать.
- Мне одному уходить? - повторил я.
48. Ответил - нет. Уйдут все женщины, нельзя, однако, чтоб меня видели с ними. Может быть, через Марию, коли будет жив, а день его смерти не первый и не второй, чрез нее даст мне знать.
- Ты все еще любишь ее? - спросил неожиданно. - Да, равви...
- Ей не проговорись. Всему свой черед. Я призвал тебя к целям высшим, а если господь возжелает, род твой продолжится, подарит народу святых слуг божьих (вот и еще одно неисполненное его прорицание!).
49. Я молчал, а Иисус торопливо учил, что делать, случись ему умереть.
Говорил о смерти неопределенно, будто не столь надеялся уцелеть, сколь сомневался, так ли понимает предречения пророков. Сказывал о всемогуществе господнем, о воинстве ангельском и возможном великом чуде.
И он в тяжкое мгновение своей жизни, в ожидании того, к чему готовился, пытался перемочь контроверзы святых книг, которые, подобно дельфийскому оракулу, возвещали будущее в словах, толкование коих к двойственным выводам толкает. Порой в экстазе забывал, каким был его бог, и тогда в его речах являлся грозный Яхве Израиля во всем своем суровом величии.
50. Так вот, дорогой друг, лишь много лет спустя я понял правду: нет власти без великой крови, нет владычества без страха. Всякий властелин вынужден убивать, и боги подневольны тому закону, все, даже самые добрые, каких может измыслить человеческий разум.
