Иван Михайлович? Вы не боитесь?
– Я никого сейчас не боюсь, – ответил он.
– А меня?
– Вас – конечно.
– Еще бы! – гордо усмехнулась она. – Поэтому я все вам первая и сказала там, в комнате. А сейчас знаете что? Давайте купаться.
– Нет! – спокойно ответил Лапшин.
– Почему нет?
– Потому что мне вовсе не хочется, чтобы вы утонули. И самому не хочется тонуть.
– Ну, ладно! Опять завел свое жалостное. Тогда рассказывайте мне.
Внезапно полил дождь. Словно лопнуло что-то там наверху и пролилось. Не было ни грома, ни молний, просто как нарочно.
– Фу ты! – сказала Катя. – Полезайте под плащ.
Он обнял ее и с тяжелой силой поцеловал в полуоткрытый, горячий рот. Она задохнулась, закрыла глаза, потом выкрутилась и удивленно сказала:
– Ишь!
– Что «ишь»? – тихо спросил он.
– Если не хотите, то и не женитесь, – со вздохом произнесла Катя. – Я ведь знаю, мужики не любят жениться. Но только если вы меня бросите, то я пропаду. Не бросайте меня, товарищ начальник!
Никаких дождевых струй не было видно. Просто лилась вода.
– Мы попали в водопад! – сказала Катя. – И надо вылезать из нашей пещеры, потому что тут мы погибнем, как зайчики. Не забудьте только нашу «пресную воду».
– Ладно!
Он не слишком ловко вскарабкался на край ямы и подал руку Кате. Теперь дождь прекратился так же внезапно, как начался. Но им было уже все равно – оба промокли насквозь.
– Хотите знать один секрет? – спросила Катя. Она шла перед Лапшиным и обернулась, отжимая мокрые волосы. – Хотите? Вы здорово кряхтели, когда вылезали из ямы. Не такой уж вы гибкий юноша Аполлон. И то, что я в вас влюбилась, – это больше для вас хорошо, чем для меня. Ведь вы же старый человек.
– Так точно! – сказал Иван Михайлович.
– Старый старичок!
– Ага!
– Вам повезло?
– Невероятно! – закричал он, потому что в это мгновение обрушилась с грохотом волна. – Невероятно!
– Побежали!
Она протянула ему руку и побежала, волоча его за собой. Он порядочно задохнулся на подъеме, но бежал, боясь оступиться или наступить на Катину пятку. И едва мог отдышаться, когда они наконец остановились под пальмами. На террасе Дома отдыха в пижамах стояли знакомые отдыхающие и смотрели на Лапшина, переговариваясь, наверное, о несолидном его поведении. Балашова быстро взглянула в ту сторону и сказала Ивану Михайловичу:
– Хотите, я покажу им язык от имени и по поручению?
– По какому поручению?
– Ну, так в газетах пишут. От вашего имени и по вашему поручению.
– Послушайте, Катя, я никогда не знал, что вы такая.
– Дурачок! – серьезно и строго ответила она. – Вы же никогда не видели меня абсолютно счастливой. Вы всегда видели меня какой-то погано несчастненькой. И – дрянной! А сегодня я счастливая и прекрасная. И им, всем вашим на террасе, завидно. Они же видят, какая приехала к вам… Показать язык?
– Не надо! – попросил Лапшин. – Это же хороший народ.
Опять они пошли. Было нестерпимо душно, короткий дождь ничему не помог. И ветер был душный, и тучи словно давили сверху.
– Спасибо тебе, море, – неожиданно сказала Катя, – спасибо тебе, пещера, спасибо тебе, водопад, спасибо тебе, все!
И поклонилась из лекаренковской калитки – истово, как в церкви.
Нюта и дети встретили их аханьями и причитаниями, Лекаренко, бурый от выпитой перед обедом водки, вызвался «сгонять» за вещами Лапшина, Катя, порывшись в своем чемодане, сбежала вместе с Нютой куда-то в боковушку. Подрагивая бедрами, извиваясь спиной, пронеслась еще раз змея Нюта, размахивая утюгом с красными угольями. Завизжали близнецы в сенях, не то их укусил щенок, не то они его укусили – понять было трудно. Помощник шеф-повара принес лапшинскую казенную пижаму, туфли, полотенце. Иван Михайлович быстро переоделся за огромной печкой. Лекаренко, исполненный услужливой, деятельной старательности, поставил сушиться сапоги Ивана Михайловича, повесил возле печи гимнастерку, бриджи. Лицо у него было доброе, даже с детьми он не мог толком разобраться, они на него больше покрикивали, чем он.
