базы на острове Рудольфа было поручено мне. На этом настоял я сам, хотя возглавляло дело Главное управление Севмор-пути. Мной руководила не жажда власти. Просто по немалому жизненному опыту знал: ничего нельзя перекладывать на чьи-то плечи. Поначалу в массивном здании на улице Разина, где помещалось управление Главсевморпути, я чувствовал себя не особенно уютно. Там шла своя сложная жизнь, мое дело было одним из многих, и на меня порою смотрели с досадой: ходит тут, докучает. Немало времени провел в приемных больших и малых начальников. В конце концов терпение мое лопнуло: я не проситель, а начальник 'СП'. Пусть мне дадут соответствующие полномочия. В итоге мое предложение было принято, станция 'СП-1' получила отдельный счет в Госбанке, а вместе с ним я полную свободу действий. Сразу же оговорюсь: я не мог позволить себе транжирить государственные средства, старался экономить, где только мог. Бывало, торговался, чтобы сделали что-то таким же по качеству, но дешевле, за что получил немало упреков в скупердяйстве и прижимистости.
Было решено, что два судна - ледокольный пароход 'Русанов' и пароход 'Герцен' - доставят на остров все необходимое для базы. Маломощного 'Русанова' дали нам потому, что большие ледоколы были заняты проводкой судов в Карском море: навигация в тот год выдалась тяжелая. Что ни день - а они у меня были расписаны по минутам,- то новые волнения и переживания. Я думал, дойдем быстро.
Но - увы! - льды нас встретили на полпути, у острова Елизаветы. Мы пошли кружным путем, минуя бухту Тихую. В районе острова Рудольфа оказались непомерно тяжелые льды. Одна попытка, вторая... Решающей оказалась третья. 'Русанов' подошел, а 'Герцен' лед не одолел, добрался только до бухты Тихой.
Мы сняли с 'Русанова' грузы, и он пошел в бухту Тихую. Двойная работа: грузы с 'Герцена' - на 'Русанова'. С 'Русанова' - на берег - два с половиной километра! Потом 'Русанов' отправился снова к 'Герцену' все повторилось. А сроки поджимали, надо было спешно строить: коротко полярное лето! И о московских делах не забывать, а их там - невпроворот.
Строили мы жилые дома, радиостанцию, мастерские, склады, машинное отделение, баню, скотный двор. Устраивались фундаментально: людям предстояло здесь жить и работать в полярную зиму.
Убедившись, что дела идут полным ходом, я отправился на материк. Руководителем базы на острове Рудольфа остался Яков Либин. К нашему прилету - с Либиным на базе оставалось работать 24 человека - были полностью отремонтированы тракторы и вездеходы, заготовлено оборудование для аэродрома, пущена электростанция. Станция 'Северный полюс' связь с Большой землей поддерживала через остров Рудольфа: их радиостанция была мощностью в 300 ватт - цифра по тем временам внушительная.
Вероятно, мои хлопоты были бы менее успешными и подготовка шла бы медленнее, если бы не постоянная поддержка и помощь Анастаса Ивановича Микояна. Он был председателем правительственной комиссии по наблюдению за подготовкой и снаряжением экспедиции. Анастас Иванович был перегружен своей работой, и все-таки не было случая, чтобы он хоть раз не принял меня. Все вопросы решались быстро, оперативно. По указанию Анастаса Ивановича наши заказы на предприятиях страны выполнялись вне всякой очереди.
Очень помог мне тогда Николай Кириллович Антипов, который возглавлял Комиссию советского контроля, одновременно являясь заместителем Председателя Совнаркома СССР. Это был способный, честный и очень скромный и терпеливый человек. Выходил из себя Николай Кириллович только тогда, когда какое-нибудь срочное дело откладывалось на неопределенный срок.
Не могу не сказать доброго слова о старых друзьях- полярниках, от которых всегда получал поддержку и помощь в те напряженные дни. Это и начальник Полярного управления Главсевморпути Иван Александрович Конусов и его заместитель Борис Михайлович Михайлов. Оба они пришли в Арктику по путевке партийных органов. Мне удалось удивительно быстро найти с ними общий язык. Это и мой 'профессор' по радиосвязи Константин Андреевич Рас-щепкин, под чьим присмотром я осваивал радиосвязь, чтобы, как ныне принято говорить, быть дублером Кренкеля. Ныне доктор географических наук, а тогда молодой ученый Сергей Дмитриевич Лаппо учил меня основам астрономии, чтобы я мог быть помощником Федорова.
Пришло время, когда начало поступать снаряжение. Даже видавшие виды полярники поражались:
- Дмитрия, куда тебе столько?
Десять'тонн грузов на четверых. Много ли? Одно радиохозяйство - 500 килограммов. У нынешних полярников, работающих на 'СП',- те же 10 тонн, но на одного человека. Мы старались предусмотреть любую мелочь. Те же ламповые стекла. Как мы их потом проклинали! Только поставишь смотришь, оно треснуло. Или примусные головки. Горючее в резиновых баулах, медикаменты, тетради для записей и дневников, лопаты, киркп, топоры, ломы, ружья, паяльные лампы, фанера, мыло, зажигалки, сани, шахматы, книги. Разве можно хоть что-то выбросить? А белье, унты из собачьего меха, валенки с калошами, варежки, меховые комбинезоны? А высокие кожаные сапоги типа охотничьих? Как они потом пригодились!
Я, как Плюшкин, все нес в дом. А итог моей 'скаредности'? Когда на льдину у берегов Гренландии сел самолет и из него выпрыгнул летчик Власов, его первыми словами были:
- Как же вы оборвались!
Кстати, фасоны одежды мы придумывали сами. Нас устраивало одно: одежда должна быть удобной и теплой. Кренкель в ту пору работал на острове Домашнем, и для него одежду мы заказали 'заочно', взяв в качестве образца костюм Эрнста у его жены Натальи Петровны.
Белье мы собирались менять раз в месяц: на льдине прачечной не было. Взяли спальные мешки из волчьего меха. Были у нас п одеяла с гагачьим пухом, рюкзаки, нарты, изготовленные по особым чертежам, два клипер- бота, две байдарки, одеколон. Если п было что, оказавшееся почти ненужным, так бритвенные лезвия.
Пока мы готовили нашу станцию и базу на острове Рудольфа, специалисты переоборудовали четыре самолета.
Лететь нам предстояло на одном из лучших самолетов конструкции Андрея Николаевича Туполева - АНТ-6. Выбрали его. Оп зарекомендовал себя в экспедиции надежно, мог поднять около трех тонн груза.
...В день, когда мне исполнилось 80 лет, получил я от туполев-ского конструкторского бюро поздравление, а в нем такие справедливые слова, касающиеся самолетов, созданных под руководством Андрея Николаевича:
'Мы рады, что с первых дней создания арктической авиации и в дальнейшем самолеты конструкции А. Н. Туполева АНТ-4, АНТ-6, АНТ-7, АНТ-42 и ТУ-4 нашли достойное место в этом деле *. Самолеты 'АНТ-6-Авиаарктика' для высадки станции 'СП-1' на Северный полюс превзошли все свои возможности'.
* Речь идет об освоении Арктики.- И. П.
Так оно и было, машины АНТ-6 действительно сделали невозможное. Но сначала нужно был приспособить их к условиям полярной авиации.
До сих пор помню рассказ главного инженера завода, где самолеты получали 'полярный паспорт'.
- В первую очередь бросились к метеорологам - узнавать, какие температуры в Арктике. Приуныли: минус сорок и ниже. Предложили конструкторам: прикиньте все возможные варианты - как завести моторы на льдине при низких температурах, как добиться их бесперебойной работы. В обычных условиях моторы запустить легко: для этого на аэродромах есть специальное оборудование. Но на полюс его не потащишь! Конструкторы усовершенствовали машину: теперь, если снаружи запускали один мотор, из кабины можно было запустить и остальные три. Моторы мы утеплили, сделали электрический подогрев масла. Приехали к нам летчики: и то им не так, и это. Попросили утеплить машину. Мы не спорили: раз требуют, значит, надо. Переделали переднюю часть кабины, чтобы приборы работали надежнее! У нас ведь как было: сдал мотор - и нет питания для рации. Вот и установили мы на всякий случай дополнительные моторчики. Андрей Николаевич Туполев приехал - не узнал самолет. Да и летчики вроде довольны остались...
И вот настал день 13 февраля 1937 года. Мы знали, что О. Ю. Шмидта с отчетом вызвали в Кремль. Члены Политбюро заслушали его доклад, вникали буквально во все.
Очень обрадовал нас К. Е. Ворошилов: дал согласие на то, чтобы флаг-штурманом был Иван Тимофеевич Спирин - один из лучших военных аэронавигаторов. Флаг-штурман вместе с Женей Федоровым должен был определить, где же он, полюс.
Предложили нам еще раз все проверить и в середине марта - в путь.
А мы стали готовиться к генеральной репетиции. 19 февраля по улицам Москвы проехал ничем не примечательный грузовичок с какими-то тюками, алюминиевыми рейками. Километрах в пятнадцати от столицы машина остановилась в чистом поле, где ее ждали мы и О. Ю. Шмидт. День был морозный, ветер бросал в лицо колючий снег.
Мы приехали испытать наше жилье, пожить так, как нам предстояло на льдине. Для начала на снегу разостлали брезент, на него - второй, собрали легкий алюминиевый каркас, 'одели' его парусиной, затем чехлом с двумя слоями гагачьего пуха. Сверху опять слой брезента и шелковый 'черный (чтоб лучше нагревался солнцем) чехол с надписью на крыше 'СССР - дрейфующая станция Главного управления Северного морского пути'. Габариты нашего домика: ширина - 2,5 метра, длина - 3,7, высота - 2 метра. Итого жилая площадь 9,25 квадратных метра. Внутри - две двухъярусные кровати, откидной столик. К палатке пристроили тамбур, чтобы ветер не выдувал тепло, когда открывали дверь. Пол сделали надувной, толщина воздушной подушки - 15 сантиметров. Такой подарок получили мы от московского завода 'Каучук'. Весил наш дом 160 килограммов, так что вчетвером мы могли
