производила сама, ибо земли ее были тучны, урожаи изобильны, леса богаты дичью, а реки и озера рыбой.
Но вот грянули трубы, и величественный старый истерлинг, с белоснежными седыми волосами и почти коричневой кожей, выехал из рядов на великолепном коне под роскошной попоной. Он заговорил, но на наречии Цитадели; пришлось довольствоваться переводом Нефара. Вождь рода Харуз приглашал всех к честной борьбе. Пять прекрасных девушек ждут лучших из лучших бойцов Свободных Народов. Все, оставшиеся без родни, угла и крова, — выходите!
Сначала объявили состязание стрелков. За ними должны были последовать копейщики, потом — каждый сможет показать «удивительное», как выразился Нефар, такое, что еще не видели. А потом — единоборства…
Бубны и трубы. Клики глашатаев. Людское море взволновалось, и черту стали переходить решившие показать себя. Остро и горячо стало в груди Фолко, и он шагнул за черту, получив от Торина вместо напутствия крепкий хлопок по плечу.
Однако, когда среди трех с лишним десятков соперников он увидел добрую дюжину хазгов, его уверенности поубавилось.
«Тут стрелами никого не удивишь, — подумал он. — И они выстрелят дальше меня, это точно… Но мы так просто не сдадимся!»
Вынесли мишень, белую дощечку на шесте в рост человека; народ расступился позади нее, раздался в стороны. Новый сигнал трубы — и стрелки стали строиться на плавной кривой подле помоста, где стоял Берель. По одному они выходили к линии прицеливания, а глашатай громко возвещал их имена. Каждого встречал одобрительный гул.
Соперники оказались достойны друг друга. На первой стрельбе промахнулся только один из тридцати восьми. Фолко вышел, не чуя под собой ног, не слыша удивленных восклицаний и раздававшихся кое-где насмешек. Понимая, что надо сразу чем-то выделиться, он не стал тратить времени на прицеливание и секунды. Расстояние было для него пустяковым, и он всадил стрелу в самую середину мишени навскидку, чего не позволяли себе даже хазги — непревзойденные лучники.
Когда он возвращался после выстрела, недоуменная тишина вокруг него вдруг сменилась криками радостного удивления, и Фолко пожалел, что не понимает ни слова.
Мишень отнесли дальше, и вновь Фолко не задержался на белой черте; выйдя к ней, он отвесил несколько церемонных поклонов во все стороны; последний он отдавал, стоя спиной к мишени, и, резко повернувшись, пустил стрелу, в то время как другие стояли, примериваясь, довольно долго. И вновь приветствия, взлетающие над головами копья…
После третьего выстрела их осталось двадцать. После четвертого — восемь: кроме Фолко, двое истерлингов и пятеро хазгов. Эти уже посматривали на Фолко с каким-то мрачноватым интересом. После его выстрела навскидку они тоже перестали целиться, и, когда мишень передвинули в третий раз, кое-кого из них это подвело. Их громадные стрелы прошли очень близко от мишени, но все-таки мимо. Теперь люди целились очень долго, ловя малейшее дуновение ветра, то поднимая, то вновь опуская лук.
На пятом выстреле Фолко понял, что его силы на пределе. Дальше ему стрелы не послать, и без того пришлось пускать ее довольно сильно вверх.
Хазги не приняли его вызова стрелять навскидку — выцелили, и ни один не промахнулся. Из истерлингов не попал никто.
Когда мишень отодвинули еще дальше, Фолко лишь тяжело вздохнул.
Пришлось прибегнуть к выручившей его в ущелье Сарумана уловке — пустить стрелу, сидя на земле. Он не промахнулся, и это вызвало бурю восторга. Не попал один из его соперников, их осталось четверо. Однако, когда распорядители стали относить мишень еще дальше, самый старший из хазгов что-то хрипло крикнул. По толпе пронесся вздох удивления, Фолко стоял, ничего не понимая. Старый хазг, низкий, весь в шрамах, протянул ему жесткую ладонь и что-то произнес; хоббит не понял, но протянутую руку пожал. Пожал руку врага…
Стрелки впятером подошли к помосту, где стоял Берель; по пути хоббит увидел отчаянно вопящих что-то восторженное друзей-гномов, а потом услышал, как Нефар негромко перевел ему слова хазга:
— Они отказываются от состязания и требуют, чтобы тебя объявили победителем вместе с ними. Относить мишень дальше они считают нечестным.
Толпа приветствовала благородный поступок хазгов дружным ревом.
— Поздравляю, половинчик, — обратился к нему с помоста Берель. — Но все-таки ты делишь награду…
Фолко не успел ответить; вновь взревели трубы, и глава рода Харуз объявил, что все пятеро победивших получат в подарок по серебряному походному кубку, красавице же придется подождать.
Хоббита втянули в толпу, и он угодил в объятия друзей. Вокруг него образовалось плотное кольцо — его поздравляли, хлопали по плечам, по спине, многие пытались заговорить, однако он не понимал Восточных Наречий, а Нефар оказался на время оттертым, прорваться к хоббиту он сумел, лишь когда нужно было принимать награду.
— Он говорит, что доблесть твоя и умение ставят тебя в один ряд с лучшими стрелками степей, — бесстрастно переводил Нефар обращенную к Фолко речь старейшины рода Харуз. Тот говорил громко, и вся толпа внимательно слушала. — Род Харуз будет всегда рад видеть тебя среди своих. Отныне любой из мужчин рода Харуз — твой брат, ибо превыше всего они ценят доблесть и боевое умение. Тебя приглашают погостить у них после состязаний. Не вздумай отказаться!
Фолко низко поклонился, благодаря за награду; распрямившись, он принял из морщинистых рук небольшой кубок древней работы, блестящими глазами обвел плотные людские ряды; в тот миг он совсем забыл, что стоит среди тех, в кого он, может быть, стрелял год назад на Забытом Кряже, или с кем рубился на подступах к Исенгарду, или с кем ему еще придется рубиться — в ближайшем будущем. Он хотел сказать что-то хорошее, но его намерение остановил вновь раздавшийся звук трубы. Начинались состязания копейщиков.
Это оказалось захватывающее зрелище. Стремительные всадники, словно сросшиеся с поджарыми конями, подобно громадным хищным птицам, с гортанными боевыми возгласами неслись по полю; словно черные молнии, мелькали копья; и каждый удачный бросок, когда копье пронзало узкое, затянутое цветной тканью кольцо, приветствовался тысячеголосым кличем.
Хороши были в этой игре истерлинги, показали свою удаль харадримы, не последними явили себя и хазги; однако всех превзошел худой, совсем юный ангмарец. Копье казалось продолжением его правой руки, и он покорил всех, пробросив его через пять колец, отстоящих на два локтя друг от друга. Его объявили победителем, и красивая черноволосая девушка, гордо выступив из рядов, взяла его руку в свою.
После копейщиков всадники состязались в умении метать аркан, выдергивая вбитые в землю столбы с рогулиной на конце. Здесь не было равных истерлингам; победитель, широкоплечий, низкорослый крепыш, на могучем, под стать наезднику, коне, вырвал столб, вбитый десятью ударами молота на глубину в два локтя. И он также получил руку невесты из рода Харуз, а также оружие с серебряной насечкой.
А Фолко словно наяву видел черные змеи арканов на поле битвы — там, в далеком Арноре, и падающих гномов, вырванных из строя смертельной петлей.
Однако ему приходилось тоже что-то кричать, показывая заинтересованность, чтобы не навлечь на себя подозрений.
Всадники с арканами покинули огромную арену.
— Что теперь? — обратился хоббит к Нефару.
— Теперь очередь мастеров. Каждый может показать свое умение в чем пожелает.
«А что, если?.. — мелькнула у Фолко озорная мысль. — Стрельбой их не удивишь. А если ножами?..»
Хоббит, решительно раздвинув соседей, полез к черте.
Выступивших оказалось немного. Несколько людей — ангмарцев и харадримов — показали искусное владение мечом, веерную защиту и нападение, однако это не шло ни в какое сравнение с тем, что хоббит видел у Малыша. Понравился ему богатырского сложения смуглокожий харадрим, мастерски крутивший вокруг себя тяжелое копье, действуя им одновременно и как дубиной. А потом вперед вышел невысокого