были обнаружены тела убитых, и там, где сидел на песке предполагаемый преступник. За оцеплением по- прежнему толпились люди. Не успел Валландер выйти из машины, его тут же окружили журналисты. Он, покачав головой, пошел дальше. Ханссон подготовил рапорт. Мартинссон и один полицейский из Мальмё продолжали опрос свидетелей в кемпинге. Никто не мог вспомнить, стояла ли на подъезде к пляжу какая-то машина. Нюберг уже получил отпечатанную фотографию. Молодые, счастливо смеясь, смотрели в объектив. Валландер рассеянно смотрел на снимок, и ему вспомнилась фраза Нюберга.
– Что ты тогда сказал? – спросил он. – Когда мы стояли около штатива? Ты сказал, что Хааг успел сделать только один снимок, и потом еще что-то.
– Разве я что-то говорил?
– Ну да. Ты как-то это все прокомментировал.
Нюберг нахмурился, припоминая:
– Мне кажется, я сказал, что этот сукин сын не выносит счастливых людей.
– Что ты имел в виду?
– К Сведбергу, конечно, вряд ли подходит эта характеристика. А ребята в парке? Любому ясно, что они радуются жизни.
Валландер не вполне понял Нюберга, но догадался, что он имеет в виду. Он еще раз поглядел на снимок, вернул его Нюбергу и подозвал Анн-Бритт. Они сели в пустую машину.
– Где Турнберг? – спросил Валландер.
– Он ушел почти сразу после тебя.
– Что-нибудь говорил?
– По-моему, нет.
Дождь усилился. Капли все чаще стучали по крыше автомобиля.
– Я уже всерьез подумывал попросить, чтобы с меня сняли эту ответственность. Восемь трупов и ни малейшего намека на прорыв.
– А что изменится, если ты это сделаешь? – спросила она. – И кому ты собираешься передать дело?
– Мне просто вдруг захотелось спрятаться от всего этого.
– Но ты, надеюсь, передумал?
– Угу.
Валландер уже собрался вернуться к тем вопросам, что задал ей перед своим отъездом в Чёпингебру, как в стекло постучал Мартинссон, открыл дверь и плюхнулся на переднее сиденье. Он был совершенно мокрый.
– На тебя поступила жалоба, – сказал он Валландеру. – Тебе стоит это знать.
Валландер уставился на него непонимающе:
– На меня? Какая жалоба?
– Избиение.
Мартинссон почесал лоб.
– Помнишь того парня в лесу? Бегуна? Нильса Хагрота?
– Ему там совершенно нечего было делать.
– Он все-таки написал на тебя жалобу. Турнберг пронюхал про это, и он считает, что это очень серьезно.
Валландер онемел.
– Я просто хотел тебе сообщить.
Дождь барабанил по крыше. Мартинссон удалился.
Одинокий прожектор освещал участок берега, где несколько часов назад были совершены три убийства.
Он глянул на часы – половина одиннадцатого вечера.
26
К полуночи дождь прекратился.
Вдали, над Борнхольмом, вспыхивали зарницы, но гроза до Сконе так и не дошла. Валландер, дождавшись, пока упадут последние капли дождя, покинул освещенный прожекторами участок пляжа и пошел к воде, в темноту. За оцеплением все еще стояли какие-то любопытные, но, стоило немного отойти в сторону, берег был совершенно пустынным. Он оглянулся и, прищурившись, посмотрел назад на ярко горящие прожектора. Тела уже увезли, но Нюберг и его команда продолжали работать.
Валландеру надо было подумать. Попытаться представить себе ход событий и решить, что делать дальше.
После дождя в воздухе разлилась приятная свежесть. Запах гниющих водорослей исчез. Вот уже две недели стояла сухая и теплая погода. Наконец прошел дождь, но не похолодало. Ветер, поднявшийся перед дождем, совершенно стих. Прибоя почти не было. Он подошел к воде и помочился. Снова ему представились крошечные белые айсберги сахара, медленно дрейфующие в его кровеносных сосудах. Во рту у него пересохло, в глазах рябило – он догадывался, что уровень сахара повысился.
Но сейчас он ничего не может поделать. Потом, когда они наконец поймают убийцу, если, конечно,
