— Да мало ли кто… Баба звонила?
— Баба.
— Тогда кто угодно. Какая-нибудь Уршулькина врагиня.
— Нет. Тон был ядовитый и ехидный. Рассчитанный на то, что я сей момент начну мужа когтями драть.
— Так над чем тут раздумывать? Ты должна была накинуться на мужа и тем сильнее ему опротиветь. Ты же с когтями не полезла, поэтому тебе перестали звонить и дразнить. То есть аферу мы с тобой разобрали по косточкам, плюнь и разотри. Это уже все в прошлом. И не тебя компрометирует, а Стефана!
Я не задумываясь поддержала Агату, хотя не была уверена, можно ли здесь вообще говорить о компрометации. Он просто влюбился, сам того не ведая, в злоехидную идиотку, а остальное пошло, как обвал в горах.
Каким же ошибочным оказалось моё представление о случившемся!
Журналистика — это нечто совершенно другое, чем органы правосудия. До меня доходили слабые отголоски сплетен о моем пьянстве, на которые никто из новых коллег не обращал внимания. Если человеку нравится писать в пьяном виде — ради бога, его дело, лишь бы писал хорошо и не делал элементарных ошибок. Ошибок я не делала. Кроме того, никого не соблазняла, не подсиживала и палок в колёса не вставляла, по крайней мере в первые месяцы работы.
Потом все началось по новой, но уже как бы помягче и с меньшим размахом.
Если бы не свалившаяся на меня журналистская популярность, и если бы столы в редакции не были завалены письмами на юридические темы, меня бы наверняка снова выкинули, потому что в газету посыпались жалобы. И, разумеется, доносы. Главным образом устные.
В редакции добрых знакомых вроде Яцуся у меня не было, поэтому прямо мне никто ничего не говорил, зато удалось подслушать пару разговоров. Сначала это получилось случайно, а потом я уже специально держала ушки на макушке.
И опять двадцать пять: в очередной раз в очередном кабаке я грозилась снять какого-то директора, потому что у меня связи в прокуратуре и потому что я не кто-нибудь, а пресса. Правда, имя-фамилию свои я выкрикивала уже не так громко, но кабацкая пьянь ими особо и не интересовалась.
Что самое скверное — я принялась делать людям пакости. Оказалось, что я звоню разным известным людям — политикам, актёрам, писателям и прочим, — договариваюсь с ними об интервью, а потом не являюсь. И даже хуже: раза два я на интервью все-таки заявилась, продемонстрировав такой набор добродетелей, что моя несчастная жертва надолго возненавидела всю журналистскую братию. Мало того, что тупая и необразованная халда, так ещё и здорово под мухой.
Подобные эксцессы случались со мной реже, чем раньше, но именно они заставили меня усомниться в версии Агаты. Мужа у меня теперь не надо отбивать, детей против отца я не настраиваю, так в чем же дело?!
— Слушай, может, она чувствует себя не очень уверенно. — встревоженно предположила Агата, когда как-то вечером мы устроили очередное заседание, на сей раз без шампанского, потому что отмечать было нечего. — Может, она боится, что Стефан вернётся к тебе, и на всякий случай поддерживает твоё замечательное реноме? Потому что других поводов я не вижу.
— И я тоже. Но если ты права, то она и впрямь жуткая дура. Не сумела разобраться, что Стефан за человек. Да и меня могла бы изучить.
— А ты его уже совсем не любишь?
— Опомнись! Да кто угодно, только не он! И если бы он попытался вернуться, то оказался бы не только кретином, но и тряпкой. И она что, считает его тряпкой?
— Каждый судит по себе, — философски вздохнула Агата.
— Тогда её можно поздравить. Но дети, по-моему, стали вести себя нормальнее, больше не смотрят на меня зверем. Добровольно со мной встречаются и даже делятся своими проблемами. Меня только беспокоит какая-то тётя Феля, которая несколько раз у них промелькнула в разговорах, но я пока не выспрашивала.
— Что за тётя Феля? И откуда?
— А черт её знает. У этой Уршульки сестрички нет?
— Я ничего такого не слышала. Вот ведь незадача! Мне пора возвращаться на работу, потому что сколько можно груши околачивать, а жаль!
Я бы с удовольствием ещё пошарила и повынюхивала…
После чего я получила нежданный-негаданный подарок судьбы. Мой таинственный противник совершил две ошибки.
Первой стало очередное «моё» интервью — с писателем, иногда печатавшимся у нас в журнале. Он примчался с фельетоном в редакцию, как раз когда я была на работе. Мы столкнулись у главного редактора, и меня представили.
— Что-о?! — не очень вежливо заорал писатель, вытаращив от изумления глаза.
— Наш сотрудник Барбара Борковская, — повторил ошарашенный редактор.
— Как это? — изумился писатель ещё больше. — У вас работают две полные тёзки?!
У меня аж мурашки побежали по коже!
— А что? — хищно спросила я. — Вы встречали другую Барбару Борковскую?
— Фамилия распространённая, — заметил мой шеф.
— Не далее как вчера! — перебил его писатель. — Пани Барбара Борковская пришла ко мне для интервью, но, если честно… как бы это сказать…
— Лучше всего — прямо, — посоветовала я. — Потому что у меня сложилось впечатление, что она вам не очень понравилась.
— Должен признаться, совсем не понравилась. До такого уровня стыдно опускаться… Убогая, необразованная, решительно вульгарная, понятия не имеет, о чем надо говорить… Но это были не вы! — быстро добавил он.
Во мне нарастал азарт. Вот оно!
— Естественно, что это не я, я ни у кого вчера интервью не брала. Ваши слова мне как бальзам на сердце, умоляю, повторите ещё раз! Пан редактор, прошу внимательно послушать!
— Так я же и слушаю, — пробормотал главный редактор в полной растерянности.
Писатель внимательно пригляделся ко мне.
— А знаете, вы на неё слегка похожи… О, простите ради бога, я вовсе не хотел вас оскорблять! Рост, фигура, волосы… Нет, лицо у неё другое, но словно карикатура… Ах, ну что за глупости я говорю! Все не так. Если вас овульгарить до последней степени, нанести дикий макияж, изничтожить обаяние и интеллигентность… тогда вы будете на неё похожи, да и то не совсем. А кто эта женщина?
— Таинственная дама, которая уже несколько лет прикидывается мной, — вздохнула я. — Вы первый, кто видел оба воплощения за столь короткий промежуток времени. Не иначе как перст судьбы, провидение постаралось, потому что мне никто не верит, когда я говорю, что она — не я, а я — не она.
— Быть того не может, ни один человек в здравом уме не способен ошибиться!
— И все-таки… У меня уже давно сложилась репутация алкоголички, скандалистки, развратницы и психопатки, да к тому же непроходимой тупицы.
Главный редактор сурово нахмурил брови:
— Минуточку, минуточку! Это не только ваше дело. Эта особа представляется как сотрудник нашей редакции? И ведёт себя компрометирующе? Подобные выходки марают нашу профессию! И она пользуется вашей фамилией?
— Постоянно.
— Вы должны подать на неё в суд!
— Как же, разбежалась! Во-первых, я понятия не имею, как её зовут, может быть, точно так же, как меня, фамилия действительно распространённая. Во-вторых, у меня нет свидетелей. Пан Якушак — первый, кто видел нас обеих с близкого расстояния. То-то он обрадуется, когда я его начну таскать по судам как свидетеля!
