— А у Уршули его и в помине не было. Я знаю немало безмозглых баб, да и мужиков тоже… но такой размах и вообразить трудно! А с чего это ты такая довольная? — вдруг насторожилась Мартуся.
— Потому что я наконец-то все поняла. Обожаю все понимать!
— Странные у тебя пристрастия… А что ещё ты поняла?
— Телефонные звонки. Барбара мне про них рассказывала, и мне показалось, что странно это как-то, и Барбара тоже так считала. А выясняется, что Феля просто шутила так. Как только Уршулька ей в чем- нибудь отказывала, Феля сразу показывала когти, а Уршулька вовсе не хотела, чтобы служебный роман мужа дошёл до Барбары. Так что Феля прогнула Уршулю будь здоров: два раза позвонила — и готово.
— И все из-за какого-то мужика! — в ужасе воскликнула Мартуся. — Что в нем такого, в этом Борковском? Он на выставке племенных жеребцов золотую медаль получил, что ли?
— Насчёт жеребцов ничего не знаю, может, он в койке и неплох, но что с каждой минутой богатеет, высший свет и все такое — это точно.
— У тебя крыша поехала?! — воззвала ко мне Мартуся.
— Это не у меня, это у Уршульки. Ты что думаешь: посольства, банкеты всякие, пятикомнатные апартаменты, тряпки, побрякушки… это в голову ударяет о-го-го как! К тому же не бабник, скорее однолюб, жена для него — святое, для Уршульки такой мужик все равно что трон возле византийского кесаря.
— Почему именно византийского?
— А при этом дворе разводили самые строгие церемонии. Ну ещё у русских царей такое бывало.
— Ты мне только тут лекций по истории не читай, я все равно не пойму.
— Пару фотографий я там видела, свидетелем была при шмоне… пардон, при обыске, полиция слова «шмон» не любит. Ничего плохого сказать не могу, Борковский — мужчина видный и очень впечатляет. Стопроцентный мужик, таких теперь не делают. Этот не станет сопли распускать, сам с чем угодно справится — и с бандитом бешеным, и с норовистым конём, и с химическими формулами, и с летучим топором, и даже с цитатами из Софокла. «Дорогая, так ты миллион в казино просадила? Ничего страшного», — скажет он и с нежной улыбкой вынет этот миллион из кармана…
— Я не проиграю! — зареклась Мартуся. — Слушай, а что такое летучий топор?
— Мой топор. Тут пару недель назад размахнулась как следует, и железяка улетела черт-те куда, потому что топорище рассохлось. Чудо, что мне окна не повыбивало.
— И что?
— И ничего. Больше не летает.
— Почему это?
— Потому что я его распёрла клиньями и вымочила в растворителе для краски. Теперь у меня не топор, а монолит.
Мартуся задумалась.
— И Борковский бы все это сам клинил и замачивал?
— Не клинил, а расклинивал, — поправила я. — Даже если не собственноручно, то нанял бы человека и знал, что надо делать. Таким он мне по этим фотографиям показался. Внешность обманчива, но, судя по окружающим его страстям, что-то такое в нем было.
— Бабки, — безапелляционно заявила Мартуся. — Это больше всего бросается в глаза. А борода у него есть?
— Нет и не было, что поделаешь. Но, видишь ли, никто не состоит из одних добродетелей, у нормального человека есть и пороки.
— И что?
— Это красивый мужик. И такой… ну, крупный. Предположим, в школе у него сплошные пятёрки по математике и по физике, может, даже по польскому языку, списывать давал, драться умел, разные мероприятия организовывал, верховодил, девушки на него вешались… Ну и привык, что он самый крутой в этом лесу.
А самому крутому и лучшему что полагается? Его все обожают, и вот представь себе, что ты или я… Лучше уж ты. Ты у нас чистопородная…
— Чего?! — испугалась Мартуся.
— Я не имею в виду, что в тебе триста восемьдесят кило живого веса…
— Господи Иисусе, почему триста восемьдесят?!
— Столько весил чистопородный хряк на животноводческой выставке в Служевце, — пояснила я, — но дело не в этом. Ты же у нас с телевидения, с тобой можно в обществе показаться…
— Не собираюсь я показываться!!!
— Но можешь. Итак, ты — самая лучшая, все у тебя выходит супер, к тебе все подлизываются, дают самые высшие ставки…
— Ты мне прямо рай нарисовала…
— Не обращай внимания. Словом, ты самая лучшая и сознаёшь это, но вдруг кто-то начинает к тебе относиться кое-как, словно ты первая встречная, а сам при этом считает, что он тоже лучший, только в другой области. Ты ведь такого не вынесешь, правильно? Сама себе в этом вовек не признаешься, ты же манией величия не страдаешь, самомнением тоже вроде не маешься, хочешь быть справедливой, а тут — фигушки, ничего не получается. Червь какой-то кишки грызёт, все идёт наперекосяк, и вот уже шестерёнки скрипят и не вертятся…
Мартуся всегда на лету схватывала суть моих самых странных метафор и образов, ещё и дополняя их по собственной инициативе. Мне ничего не пришлось разжёвывать.
— И к тому же я баба, а Борковский — мужик? — уточнила она взволнованно. — Я бы это как-нибудь пережила, но он — нет. Он же на постаменте, а вокруг башки нимб светится днём и ночью. И если баба перед ним не кадит фимиам, никаких шансов у неё нет.
— Вот именно. Мы с тобой, конечно, утрируем и вообще преувеличиваем, а это деликатная материя, хотя в быту сплошь и рядом такое вылезает. Борковский и без того долго с Барбарой выдержал, но когда Уршулька начала ему поклоны земные класть, заволновался. Наконец-то его оценили!
— И тут же разлимонился…
Мы с Мартусей долго молчали, потому что вся интрига стала нам ясна и понятна с изнанки.
Уршулька знала, за какие ниточки подёргать…
— И что, он теперь вернётся к первой жене? — спросила Мартуся.
— После такой компрометации? — скривилась я. — И речи быть не может! Ни одному из них этого не надо. Она не сможет его обожать, а он без обожания завянет. Она себе кого-нибудь найдёт, а его ещё ждёт большой сюрприз. Он ведь в Швеции, и никто ему ни о чем пока не сообщал. И я считаю, что по заслугам.
Мартуся полностью согласилась со мной.
Мне пришлось ещё раз повторить ей все виденное и слышанное, заверив, что Уршулька и в самом деле прятала оружие и ключи Фели среди кухонных полотенец, уверенная в том, что такой тайник в жизни не найдут.
Мартуся уже направилась было спать, но остановилась у ступенек, ведущих в гостевую спальню.
— Погоди-ка, — сообразила она. — А тебе не кажется, что теперь надо позвонить живой Борковской? Барбаре?
— Ты в своём уме? За полночь?!!
— Для таких новостей любое время годится! Да и что тут такого, всего двадцать минут первого, подумаешь! Ты что, не обрадуешься, если кто-нибудь сообщит тебе такие новости хоть бы и под утро.
Я посмотрела на неё и согласилась…
Агата настолько заинтересовала сенсационной историей свою домработницу, что уже второй вечер могла гостить у меня: домработница выразила полное согласие приглядывать за домом и детьми, но при условии, что Агата расскажет продолжение. У меня складывалось впечатление, что мы начинаем по кругу обсуждать одно и то же, но испытанных чувств, сомнений и потрясений хватило бы нам до конца света.
Телефонный звонок застал меня врасплох.
Господи, кто может мне звонить в половине первого ночи?
— Надеюсь, это не Стефан? — ехидно сощурилась Агата.
