Глянув в её сияющие зеленые глаза, молодой человек снова утратил обретённое было душевное равновесие.
— Что я? — спросил он чуть обиженно.
— Это вы портили наши очаги и гасили огонь? Зачем?!
— Позволю себе заметить, что мою деятельность подобного рода вы имели возможность обнаружить только один раз, зато я неоднократно прикрывал кастрюли, стерёг палатку, брошенную на произвол судьбы, приносил полезные предметы и собирал по лесам столовые приборы…
— Как это раз?! — вмешалась жутко обиженная Шпулька. — Десять тысяч раз! А все эти развороченные кучи — это что?
— Это не я. За развороченные кучи я не отвечаю.
— Погодите, — в свою очередь вмешалась Тереска. — Зачем вы это делали? Я, конечно, не о кастрюлях и вилках, а… Стойте! О Господи! Так это вы?! Зачем вы огонь гасили?
— Так вам мало пиротехнических эффектов на острове? Ведь это просто счастье, что уложено оказалось именно так и не угодило в вас. И камни не разлетелись…
Молодой человек протянул руку с зажатыми в кулаке палочками.
— Вот, поглядите. Вы знаете, что это такое?
— Это не дерево, — ответила, едва взглянув, удивлённая Тереска.
— Конечно, не дерево. Как же вы раньше не заметили? Это мелинит.
Девушки внимательно осмотрели предъявленные им палочки. Они оказались полыми внутри и немного напоминали карандаши, из которых вынули грифель. Шпулька осторожно заглянула через плечо Терески.
— Ну и что, что мелинит? — недоверчиво поинтересовалась она.
Молодой человек, ни слова не говоря, зажёг спичку и поднёс к концу палочки. Взвился длинный шипящий язык пламени, и «карандаш» тут же сгорел. Тереска со Шпулькой дружно вздрогнули.
— Взрывчатый материал. В основе — пикриновая кислота. На воздухе горит, в безвоздушной среде — взрывается. И откуда взялась эта бредовая идея разводить костры прямёхонько над мелинитом? Что это вам на ум взбрело?
Шпулька вдруг почувствовала жуткую слабость и со стоном опустилась на мох, снова вцепившись в волосы измазанными руками. Тереска переводила взгляд с молодого человека на палочки и обратно. Никак не удавалось собраться с мыслями и сформулировать теснящиеся в голове вопросы.
— Значит… значит… это и в самом деле было везде?
— Почти везде. Спрятанное, но легко доступное.
— Но ведь… Мы же снова разожгли! А ямы? Это аристократ? А почему только там взорвалось, а в других местах — нет? И вообще, откуда вы обо всем этом знаете? И вообще, откуда оно все взялось? И вообще, откуда ВЫ взялись?!!!
— Ради Бога, пощадите! — Замахал руками молодой человек. — Не все сразу. Я ещё жить хочу! Тереска наседала.
— И вообще, что все это значит? Я ничего не понимаю! Объясните же наконец!
— Ну разумеется, объясню. Для начала, с вашего позволения, я представлюсь. Мы, правда, уже немного знакомы, встречались в Варшаве несколько раз, но как-то странно…
— Мы будем очень рады… Вы ведь не откажетесь с нами поужинать, правда? Может, мы и дуры, но рыбу приготовить умеем, а земляника у нас — лучшая в мире!
— Ну, если я вас не очень обременю…
Вконец обалдевшая Шпулька, сидя под деревом, слушала, как стоявшая перед ней пара обменивается изысканнейшими любезностями. Ещё немного, и Тереска с молодым человеком начнут делать друг перед другом изящные реверансы, а затем — вместо того чтобы выяснять жуткую загадку — двинутся в менуэте или каком-нибудь контрадансе вокруг кучи камней. Прямо Версаль! Шпулька почувствовала, что долго она этого не вынесет, ещё два-три таких предложения, и она наверняка спятит.
— Эй, кончайте сейчас же! — рявкнула она и вскочила на ноги. — Если вы немедленно не прекратите разговаривать в таком идиотском торжественном тоне, то будьте тогда любезны обращаться ко мне не иначе как «Ваше сиятельство»! И фиг вы получите, если не переоденетесь к ужину во фрак и кринолин!
— Робин, — задумчиво произнесла Тереска. — Красивое имя, но странное. Откуда такое?
Молодой человек с красивым, но странным именем смущённо пояснил:
— Так уж вышло, что я родился в Англии, а любимым героем моих родителей был Робин Гуд. Вероятно, им хотелось, чтобы вместе с именем я приобрёл и некоторые черты его характера.
— И как, ты стал благородным разбойником?
— А разве не видно? Брожу по лесам и нападаю на туристов, которые побогаче.
— Скорее уж нападаешь на наши очаги. Что-то я не припомню, чтобы Робин Гуд сражался с природными явлениями.
— Ты смотри, осторожнее, — предупредила Шпулька благородного разбойника. — Она историю знает как свои пять пальцев, с ней лучше не спорить.
Неловкость, возникшая поначалу от резкого перехода на «ты», наконец исчезла. Тереска была глубоко благодарна подруге за её героическое вмешательство. Сама бы она ни за что в жизни не отважилась на подобное предложение. Робин был старше их на несколько лет и уже совсем взрослый, а кроме того, казался ей столь непохожим на её друзей и знакомых. Если бы не его непосредственность и отношение к подругам как к равным, Тереска бы ещё долго испытывала страшную робость и неловкость, а одновременно — огромное счастье.
Все трое сидели на матрацах у костра и с аппетитом ужинали. Счастье ещё, что ужин этот не превратился в угольки! Робин с явной неохотой объяснял накопившиеся загадки, пытаясь увильнуть от некоторых ответов.
И все же Тереске со Шпулькой наконец удалось выяснить, откуда появился кусок жести, так кстати найденный после поимки угря, и почему их не обокрали в ту ночь, когда все их имущество было брошено на произвол судьбы. Столь заботливым оказался отнюдь не аристократ, остающийся по-прежнему фигурой весьма таинственной. Зато с мелинитом все прояснилось.
— А почему он, собственно, там лежал? — недовольно спросила Тереска. — Ты откуда о нем знаешь?
— Слишком сложный какой-то материал, — добавила с явной претензией Шпулька. — Раз взрывается, раз — нет…
— Взрывается всегда, — объяснил Робин. — Разве что его вовсе нет. Но вы-то как раз прямо выискивали места, где он был. Сам по себе он не взрывается, нужно его или поджечь, или хорошенько подогреть. Вы на острове его подогрели что надо. Вот и взорвалось все. Слава Богу, в озеро полетело…
— Так откуда же он взялся?
— Это долгая история. В конце войны тут действовал партизанский отряд. Партизаны запасались взрывчаткой так, чтобы в любой момент была под рукой. Вот и позакапывали её по всей округе, обозначая места камнями. В дело успели пустить только часть запасов. Война кончилась, люди — кто погиб, кто уехал. С тех пор уже столько лет прошло, камни мхом поросли, часть пирамидок разрушили, а от некоторых и следа не осталось…
— А то, что осталось, за все эти годы так никто и не выкопал? — недоверчиво спросила Тереска. — Лежало себе спокойненько и лежало?
— И не испортилось? — добавила Шпулька. — Не намокло? И везде лежало?
— Да вовсе не везде. Говорю же — жалкие остатки, и те хорошо запрятаны. А не выкопали потому, что не знали. Правда, когда-то эти места были обозначены на карте, да карта была в единственном экземпляре и давно пропала.
Тереска со Шпулькой переглянулись. Шпулька открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут же — по знаку Терески — его захлопнула.
Тереска попыталась кое-что для себя уточнить:
— Погоди. Во-первых, после войны армия такие вещи ликвидировала, а во-вторых, ты ещё не сказал, откуда тебе это известно.
