— Надеюсь, ты не станешь утверждать, что беседовали два утопленника в озере прямо под нами? Говорили или на берегу, или в лодке. Скорее, в лодке, похоже было на осторожный плеск весел.
Шпулька задрожала так, что вместе с ней затряслась и байдарка.
— Бандиты! — отчаянно простонала она. — Преступники! Порядочные люди так тихо не гребут! О Боже! И когда эта ночь кончится! Вокруг какое-то жульё!
— Правильно, жульё, — спокойно согласилась Тереска. — По-моему, браконьеры. Думали, что на озере никого нет, ведь мы уже почти час сидим тихо. Наверняка собираются тут ставить свои сети.
— Ничего про сети я не слышала! Хорошо, если мы доживём до утра!
— Скорее всего, доживёшь. Уже вот-вот…
Медленно, едва заметно и как бы неохотно полная темнота начинала сдавать. Небо на северо-востоке явно посветлело, а на западе на синем фоне показалась чёрная полоса деревьев. Вода и суша отделились друг от друга, и одновременно усиливались долетавшие отовсюду звуки, среди которых чётко выделялись первые птичьи голоса.
Жуткие бетонные столбы, когда-то бывшие лёгкими вёслами, едва можно было поднять. Руки ни за что не хотели двигаться. Поросший лесом и не очень крутой берег оказался совсем недалеко. Темнота все ещё серела, и полоса прибрежных зарослей становилась все более различимой. В одном месте она вдруг сузилась.
— Туда! — простонала Шпулька.
— Туда, поднажми. Надо разогнаться.
Нос байдарки с шумом врезался в тростник. Терес-ка с трудом подтянула корму к толстому наклонённому стволу дерева, по которому на худой конец можно было выбраться на берег.
— Подожди. Вытащи там на носу одеяла и матрацы. И дай их мне. Затащим лодку поглубже в тростник, чтобы не было видно. Не знаю, как у тебя, а у меня совсем нет сил все выгружать.
— Мне уже ничего не надо, — простонала Шпулька, вылезая из байдарки. — Ни палатки, ни чаю, ничего! Хочу только лечь и спать! Хоть в крапиве!
Подругам хватило сил только на то, чтобы кое-как надуть матрацы. Продравшись через густой малинник у самого берега, они обнаружили свободный кусочек земли на склоне и через несколько минут, завернувшись с головой в одеяла, уже спали как убитые, на территории заповедника, где всякое размещение, загрязнение и использование чего бы то ни было категорически запрещалось.
Тереска проснулась первой. Тени сдвинулись, и она оказалась на солнце. Под одеялом моментально сделалось душно и жарко. Девочка села на матраце, сразу сообразив, где они находятся, но не понимая, почему ей так трудно шевелить руками и почему так одеревенела спина. С ладонями тоже что-то было не в порядке: малейшее прикосновение вызывало боль. Испуганно подумав, не заболела ли она, Тереска взглянула на руки и сразу поняла причину: на обеих ладонях вздулись весьма болезненные волдыри. С состоянием здоровья дело прояснилось, а вот дальнейшие перспективы не радовали. Тяжело вздохнув, Тереска с трудом поднялась с матраца и, оглядевшись, решила разбудить подругу. Солнце пригревало вовсю, давая понять, что день уже давно наступил.
Шпулька неохотно приоткрыла глаза, но, увидев вокруг прекрасный, пронизанный солнцем лес, отказалась от желания перевернуться на другой бок и снова заснуть. Она попыталась опереться на локоть, чтобы полюбоваться замечательным видом, но рука по непонятной причине отказалась слушаться. Пришлось сесть, что было также нелегко. Спина и плечи тоже не подчинялись, все болело, ныло и даже постанывало.
— Слушай, я, кажется, заболела, — беспомощно пожаловалась она. — Что-то у меня…
— Ага, — язвительно поддакнула Тереска, пытаясь сделать несколько гимнастических упражнений для рук. — У нас обеих одна и та же болезнь. Интересно, как мы доберёмся до аптечки за бинтом. Голыми руками будет трудновато.
Шпулька только сейчас посмотрела на свои ладони, которые выглядели точно как у подруги, и попыталась помахать руками.
— О Господи! У меня все затекло. У тебя тоже? Может, это ревматизм?
— Точно, такой особый вид ревматизма, который бывает от гребли. Ты правильно догадалась, что на первый раз многовато будет. И вдобавок я совсем испеклась и кончусь, если не выкупаюсь.
Шпулька, постанывая, встала с матраца.
— Ноги действуют! — радостно удивилась она. — И то хлеб. А как место? Можем расположиться?
Прекрасный лес совсем не годился для лагеря. В густом подлеске негде было поставить палатку, а склон создавал дополнительные трудности. Что ещё хуже, к лодке было не так-то просто подобраться, а к воде — и вовсе невозможно. Илистое дно густо поросло тростником, стоявшим в тёмной болотистой жиже.
— Трудно понять, как мы вообще умудрились ночью тут высадиться и не вляпаться в эту грязь, — заявила Тереска, сидя на корточках на стволе наклонившегося к воде дерева. — Лес есть, а все остальное ни к черту. Помоги достать лодку!
Чтобы подтянуть к берегу байдарку, стоявшую в тростнике, понадобилось полчаса каторжного труда. Просто войти в воду и преодолеть два метра оказалось невозможным. Ноги погружались в ил по колено уже на первом шагу. Второго Тереска не отважилась сделать. Пришлось вскарабкаться выше на наклонный ствол дерева и подталкивать байдарку длинной палкой к берегу, где на пне поджидала Шпулька с другой палкой. Наконец их усилия увенчались успехом.
— Раньше я была вся в поту, а теперь ещё и в грязи, — раздражённо заявила Тереска, отталкиваясь веслом от негостеприимного берега. — И кто бы мог подумать, что придётся заниматься такой акробатикой на стволе? Может, хоть зубы почистим?
— Щётки, кажется, в какой-то кастрюле на самом дне на корме. Пока всего не выгрузим, их не достать. Неужели на этих берегах нет ни одного приличного места? Есть хочу! Если не удастся где-нибудь остановиться и нормально разбить лагерь, мы долю не протянем! Тоже мне отдых…
Остров, от которого отплыли путешественницы, был буквально утыкан грозными, все запрещающими табличками. Жара усиливалась, голод тоже, южный берег упорно не хотел приближаться, ноющие мышцы отказывались слушаться, в общем — дело было дрянь. Вода жадно вцепилась в свои жертвы и упорно их не отпускала.
К единственному месту, где проклятый тростник вдруг расступался, девчонки добрались на последнем издыхании. Зато место было потрясающее. Миниатюрная лесная полянка примыкала к озеру, рядом деревянные мостки спускались к воде, в центре же, разумеется, на столбе висела табличка «Купаться запрещено». Людей поблизости не было, только на мостках стоял мальчишка лет тринадцати и стругал перочинным ножиком прутик.
Молча, без всякого обсуждения, но в немом согласии Тереска со Шпулькой, загребая левым веслом, развернули байдарку носом в камыши и остановились у кромки чистой воды. Также молча, побросав на произвол судьбы и лодку, и багаж, и весла, и одежду, обе погрузились в воду.
Полчаса спустя мир преобразился.
— Идеальное место! — радостно констатировала Шпулька, расчёсывая вымытые волосы. — Не понимаю только, почему здесь так пусто? Тут палаток пять поместится!
Мальчишка оставил в покое прутик, некоторое время задумчиво смотрел на девчонок, затем подошёл поближе и остановился на краю полянки.
— Эй, вы там! — вежливо обратился он к купальщицам. — Я бы на вашем месте в воду больше не лез. Менты тут рядом, слышите, рычат.
Тереска со Шпулькой, занятые распаковыванием вещей, одновременно обернулись к нему и застыли.
— А байдарку лучше спрятать, — предупредил юный доброжелатель. — Кто их знает, к чему придерутся.
— А что? — неуверенно спросила Шпулька.
— Почему придерутся? — запротестовала Тереска. — В чем, собственно, дело?
Мальчишка посмотрел на них с отвращением.
— Купаться здесь нельзя, — сообщил он. — И вообще это заповедник. Ничего нельзя.
— Как ничего? И останавливаться?
— И останавливаться.
