Учительница по рисованию, пани Яжембская, рассказала мне, что Кася очень любит рисовать и что у девочки несомненный талант. Она, учительница по рисованию, и в подмётки не годится своей ученице.
И пани Яжембская стала заниматься с Касей дополнительно, разумеется бесплатно, а я им помогала.
Пришлось, проше пани, пойти на обман, а что поделаешь? Тётка ни за что не разрешила бы девочке заниматься рисованием, дома она отбирала у неё бумагу и краски, вот и пришлось соврать, что теперь в классе прибавилось два урока. И Кася могла оставаться в школе на дополнительных два часа. Знаю, что после окончания школы Кася очень хотела пойти учиться в Академию изобразительных искусств…
Вот сколько интересного узнала я от классной руководительницы исчезнувшей племянницы покойной Наймовой, и в моем воображении возник довольно цельный образ Каси. Видела я, в какой квартире она жила, видела я и её тётку. Правда, последнюю в очень… неприглядном виде, так сказать, не в наилучшем состоянии, но представить себе жизнь молодой девушки в той страшной квартире могла. И если полицию удивляло то обстоятельство, что ближайшая родственница погибшей не появляется в квартире последней уже третий день, то меня удивлял факт, как в такой квартире она вообще могла появиться. Как там можно жить?
Ну ладно, допустим, ребёнком ей некуда было деться, вынуждена была жить вместе с ужасной тёткой. Но потом, когда смогла освободиться от неё, когда куда-то выехала из этой квартиры, что её туда тянуло?!
А классная руководительница продолжала свой рассказ:
— В конце концов пани Яжембская очень подружилась с Касей. Она сама была ещё очень молода, небольшая разница в возрасте сблизила обеих девушек… Нет, мне ничего не известно об изменении фамилии Катажины. Наймова и Наймова… Ну да ладно, если честно — я предпочитала ничего об этом не знать. Неизвестно ведь, чем может грозить самовольное изменение фамилии. Аттестаты зрелости заполняла собственноручно пани Яжембская, у неё красивый почерк. И она сказала мне, что просто необходимо для девочки вписать в аттестат зрелости её настоящую, а не тёткину фамилию. Десять лет была Наймова, а теперь вот необходимо вписать настоящую. Ну я и пожалела несчастную сироту. Разрешила — вписывайте, только я об этом ничего не знаю. А до директора не дошло, он подписывает аттестаты автоматически, на мою ответственность…
Итак, я узнала, что мне требовалось. Теперь вот только бы отыскать пани Яжембскую. Её адрес в школе был, но его уже проверил человек поручика Пегжы.
Мне бы узнать, где сейчас пребывает бывшая Касина учительница рисования. Я спросила, есть ли у неё родственники в Варшаве, у которых можно узнать заграничный адрес учительницы.
— Нет у неё никаких родственников, — ответила классная руководительница. — Жила она одна, в однокомнатной квартире. Не знаю, кто в ней сейчас живёт, может, продала, уезжая на работу в США.
Можете порасспрашивать в школе, но боюсь, и другие тоже не знают её нового адреса.
На этом и закончился наш разговор. Ну что ж, в моем распоряжении оставалась возможность, связанная с однокомнатной квартирой бывшей Касиной учительницы, оставленной неизвестно кому.
Полицейский там побывал и никого не застал, но это ещё не значит, что в квартире никто не живёт.
Похоже, теперь не только полиция, но и я проявлю к этой квартире повышенный интерес…
Тем временем Болек всеми доступными ему средствами пытался продвинуть следствие вперёд. Им было установлено, что проклятая квартира на Вилловой являлась собственностью покойной и после её смерти почти автоматически переходила в собственность её племянницы, для чего требовалось провернуть лишь некоторые простенькие формальности. Полное отсутствие другой родни и факт проживания Каси в этой квартире чуть ли не с её рождения упрощали процедуру оформления. Уже этой одной причины достаточно для того, чтобы племянница непременно объявилась. А той все не было.
На следующий вечер поручик Болек приехал к нам в обычное время и уже с порога печально сообщил:
— Я только что был на квартире той учительницы, Яжембской. Опять никого.
И без приглашения усаживаясь за стол, продолжал:
— Прав оказался Конопяк, соседка — сущая мегера. Ничего она не знает и знать не желает. И вообще, дом новый, огромный, соседи действительно ещё не знают друг друга, все заняты своими заботами, не до соседей. Люди стали менее общительны, факт…
А в квартире по-прежнему прописана учительница Яжембская, никого больше она не прописывала. Не искать же мне её по всем Соединённым Штатам!
— А Райчик? — поддержал профессиональный разговор Януш.
— Вдовец. Взрослая дочь, замужем, проживает в Натолине. Второй раз не женился, но была у него постоянная приятельница, некая Владислава, более известная как Владька. Энергичная, общительная брюнетка.
— А ты откуда знаешь?
— Пришлось лично заняться расспросами соседей.
В том доме народ пообщительней, кое-что порассказали. Многого не добился, но очень рекомендую тебе пойти по стопам Райчика. Чует моё сердце, что-то там такое есть…
Я захотела закурить и обнаружила, что кончились все сигареты. Януш было поднялся, чтобы принести мне пачку из моей квартиры, но я его остановила:
— Сиди, схожу сама, ты не найдёшь.
Входя в свою квартиру, я услышала, как звонил телефон. Подняла трубку. Это оказалась Иола Рыбинская (я оставила ей на всякий случай свой домашний телефон).
— Проше пани! — взволнованно защебетала девочка. — Извините, что так поздно звоню, но тут только что была пани Крыся. Ну, не совсем только что, с час назад, наверное, но ваш телефон не отвечал. А пани Крыся говорила такие важные вещи…
Я перебила девочку:
— Не понимаю, что за пани Крыся?
— Ну та самая знакомая пани Наймовой, бывала она у неё почти каждый месяц, так что…
— Откуда ты знаешь, что каждый месяц?
— А пани Крыся сама мне сказала. Пришла, как обычно, к пани Наймовой, увидела, что её квартира опечатана, ну и позвонила к нам. Чтобы узнать, что с соседкой. А дома была только я, сказала ей — пани Наймову убили, вот она и попросила стакан воды, так была потрясена. И потом я ей все рассказала, что знала, а пани Крыся пришла в себя и думала, думала, а потом говорит: мне многое известно, есть у меня страшное подозрение, надо пойти в полицию и рассказать. А я не знала, какое отделение полиции занимается этим, не знала, к кому ей надо пойти, вот я и подумала… Очень извиняюсь, но я позволила себе дать ей ваш номер телефона, пани Иоанна. Подумала — а вдруг и вам это на что-нибудь пригодится и вы на меня не станете сердиться? Ведь вы же собираете преступления. Вы на меня не сердитесь?
Вот какое представление обо мне создаётся у моих читателей! Я не стала отчитывать ребёнка, в конце концов, девочка действовала из лучших побуждений.
Только сейчас заметив, что мой автоответчик мигает, я остановила Ниагару словоизвержений:
— Минутку, дорогая, я все поняла и не сержусь.
А сейчас отключись, пожалуйста, вижу, у меня на автоответчике что-то записано, возможно, это та пани…
Включила автоответчик. Женский голос произнёс громко и отчётливо:
— Говорит Кристина Пищевская. Звоню я в связи с убийством в квартире пани Наймовой. Я её хорошо знала. Номер моего телефона: шестьсот двадцать восемь, сорок четыре, пятнадцать. Пожалуйста, как можно скорее позвоните мне. Спасибо, до свидания.
Очень хрипатый у меня автоответчик, ничего не могу с ним поделать. Тем не менее мне удалось записать номер телефона пани Кристины, и к обоим полицейским я вернулась с добычей. Болек в волнении сорвался с места. Время было не очень позднее…
Похоже, пани Пищевская ожидала мой звонок, держа руку на телефонной трубке, потому что подняла её после первого же сигнала. Болек вежливо представился. Януш включил микрофон, так что разговор
