не очень разбираюсь в том, насколько Бартек важен для вас, но ведь вы можете его задержать, а по ряду обстоятельств нам очень важно, чтобы на этот раз ему никто не помешал закончить работу.
— Его фамилия и адрес!
— Не скажу.
Януш с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться во весь голос. Болек посмотрел на него взглядом раненой лани и сказал в трубку:
— Знаете что, проше пани… Это довольно неосмотрительно с вашей стороны.
— Пусть! — ответила Кася, и в голосе её явно прозвучали металлические нотки. — Я отказываюсь что- либо сообщать о моем друге, впрочем, скоро мы поженимся, а о муже… В общем, сейчас больше ничего не скажу о нем, пока он не закончит работу. Можете на эти несколько дней меня посадить, если хотите.
— Нет, — отрешённо ответил Болек. — Не хотим. В этом нет необходимости. А вы с ним видитесь?
— Отказываюсь отвечать на вопросы. Простите меня…
Положив трубку телефона, поручик обескураженно заметил:
— Ну вот, сами слышали. И сдаётся мне, даже Тирану с ней не справиться. Разве что прибегнет к пыткам третьей ступени…
А Януш удовлетворённо прокомментировал:
— И опять она кратко и убедительно отвечала.
Даже мотив, в силу которого она скрывает разыскиваемого полицией человека, согласитесь, благородный. Из лучших побуждений. И говорит искренне.
Мне же все больше не даёт покоя второе дно…
— Ты считаешь, оно связано с Касей?
— Нет у меня оснований, достаточных, чтобы считать, но вот что-то подсказывает именно такую версию.
Поручик глубоко задумался. Принимаясь за остатки индюка, он озабоченно произнёс:
— Вот теперь и сам не знаю, что думать. С одной стороны, вроде бы верю Касе. С другой — душа полицейского подсказывает: с неё нельзя спускать глаз, тогда и парня заловим, встречается же он с ней.
А с третьей — холера знает, нужно ли это и не напрасно ли потеряем время. И где людей взять? Ладно, в конце концов, дело веду не я, а Тиран, пусть он и ломает голову…
К пыткам третьей ступени Тиран прибегать не намеревался. Правда, Касю вызвал в комендатуру, требовалось кое-что согласовать в её показаниях и рассказе Доминика. Девушка капитану сказала почти дословно то же самое, что и поручику Болеку по телефону, и чувствовалось — её решения ничто не поколеблет. Тиран не стал настаивать, только сухо и чрезвычайно официально заявил, что если через пять дней она сама не придёт к нему со своим парнем, он примет соответствующие меры. При этом совершенно не представлял, какие именно, о чем Болек под большим секретом сообщил нам с Янушем. Ведь, в конце концов, скрываемый Касей от полиции парень ни в чем не подозревался, и Кася имела полное право его скрывать сколько ей вздумается.
На улицу Фильтровую я приехала по делу. Там проживала сотрудница одного из учреждений, с которой требовалось обсудить кое-какие служебные вопросы. Уже затормозив перед нужным мне домом, я вдруг увидела Касю, остановившуюся у запертого подъезда соседнего дома. Девушка пришла к знакомым, она что-то говорила в домофон, и ей открыли дверь парадного. Я не раздумывая устремилась бы следом, но на беду в том доме знакомых у меня не было. Что бы такое придумать, что придумать, чтобы проникнуть в дом? Ничего путного в голову не приходило, и пришлось отказаться от попытки проследить за Касей.
До минимума сведя деловой визит, я села в машину и принялась ждать Касю. Она не заставила себя долго ждать. Девушка вышла из подъезда какая-то тихая, шла, опустив голову, и так напряжённо о чем-то думала, что не обращала внимания на окружение. Она вздрогнула от неожиданности, когда я её окликнула. И охотно воспользовалась моим предложением подвезти её.
— Знаете, у меня такое чувство, что из всех людей одна вы относитесь ко мне хорошо, — заговорила она совершенно неожиданно. — А мне сейчас, как никогда, так нужны понимание и доверие…
Не договорив, девушка вопросительно взглянула на меня. Я совершенно искренне подтвердила, что и в самом деле отношусь к ней с большой симпатией и во всем ей верю. Приободрённая Кася решила продолжать.
— Вот я и не знаю, что мне сейчас делать, проше пани. Возможно, я поступаю нехорошо, возможно, даже нарушаю уголовный кодекс… Ну, может, не совсем так, преступления я не совершаю, но уж проступок — точно. Мне очень, очень надо посоветоваться с кем-то. С человеком, который не станет меня сразу же осуждать, а выслушает терпеливо и доброжелательно, не будет напоминать о гражданской ответственности. И, возможно, что-то умное посоветует. Совсем я запуталась…
— Только не со мной! — перебила я девушку. — Так уж получилось, что мой мужик — полицейский, и у нас каждый вечер в доме только и разговоров, что о вашем деле. За моим столом и при моем непосредственном участии. А если вы в самом деле совершили нечто уголовно наказуемое, мне придётся об этом сказать.
— А если не совсем уголовное? — жалобно спросила Катя. — Если такое, от которого никому вреда не будет? Ведь я же знаю…
Не договорив, она отвернулась и опустила голову. Похоже, её охватило отчаяние. А мне страшно захотелось знать, что же такое она знает. Вот идиотское положение! Меня прямо распирало от любопытства, но я честно предупредила, и теперь ей решать. И тут меня осенило. Недаром Янушу что-то подсказывало, что вторая линия следствия связана с Касей! Ведь наверняка так оно и есть. Девушка именно об этом хочет сказать. Хочет и не решается.
— Ваш парень, да? — вырвалось у меня. — Он как-то связан с этим делом? Или что-то знает?
Кася лишь взглянула на меня, и уже никакого ответа не требовалось. Ясно, связан. Оба они связаны. Интересно, что же они такое отмочили? И в самом ли деле я все обязана рассказывать Янушу?
В общем да, обязана, но можно ведь не сразу рассказать, немного спустя. Ведь от Януша сразу узнает Болек, от него Тиран. А Касе явно нужно время, и очень может быть, она вовсе и не выдумала ту самую срочную работу…
— Насчёт работы вы правду сказали? — все-таки пожелала я убедиться.
Кася энергично кивнула головой.
— Чистую правду! Какое у нас сегодня? Двадцать второе? Двадцать пятого все будет закончено, значит, двадцать шестого Бартек может поступить в распоряжение полиции. Сейчас же мы не можем себе позволить, чтобы он бросил работу, а скажи мы о нем полиции, его… ну, не знаю, если и не арестуют, то во всяком случае станут таскать на допросы или ещё что. Нет, с меня достаточно, я тоже хочу жить, как все люди, а для этого нам с Бартеком нужно рассчитаться с долгами.
Любопытство просто сжигало меня, и очень скоро я пришла к выводу, что не обязательно тут же сообщать Янушу обо всем, что я узнаю. В конце концов, имею право я кое о чем забыть? Может, у меня склероз? Точно, Кася мне о чем-то говорила, а у меня из головы вылетело… Только потом вспомнила, и как только вспомнила, так ему и сказала.
Решение за меня приняла Кася.
— Нет, — твёрдо сказала она, хотя я видела, с каким трудом далось ей это решение. — Не буду ставить вас в глупое положение. Обязательно все вам расскажу и посоветуюсь с вами, но потом, когда уже не будет этой верёвки на шее. Пусть Бартек закончит работу, а там что Бог даст…
Вот и получается, что я ничего так и не узнала.
С трудом удержавшись от того, чтобы сообщить девушке об организованной за ней слежке, я поинтересовалась, что она делала в доме на Фильтровой.
— В этом доме живёт одна старушка, подруга моей бабушки. Я иногда захожу к ней, расспрашиваю о бабушке, о родителях. Она их знала. Благодаря ей и я тоже многое теперь знаю о своих родных. Вы не представляете, как трудно жить, чувствуя себя сиротой без роду-племени. А теперь и у меня есть родные, вернее, были, и мне дорога каждая мелочь. Каждый пустяк, оставшийся от них, каждая подробность из их жизни.
Тут мне припомнилось, что говорила об этой старушке пани Крыся.
— Да, я слышала о ней, и, насколько понимаю, она может быть очень важным свидетелем в ваших
