Мичурина и прочих, антисолидаристический уклон и, будучи профессиональной бездарност ь ю, станет травить всяческий русский талант. А ведь
В наших русских послебольшевистских условиях будет поистине чудови щ ная нужда во всем, что нужно для человеческой жизни, а не для уничтожения человеческих жизней. Наша легкая промышленность и ремесло или недоразвиты или разрушены. Торговля совершенно разгромлена. Жилищный фонд — разорен. Н а м до зарезу . нужна будет творческая и н ициа т ива десятков миллионов людей, и над этими миллионами повиснет угроза новых социаль н ых экспериментов, и их инициатива бу дет подрезана в корне. Тем более, что именно в н а ших русских усло в иях всякое социаль н ое прожектерство принимает особенно уродливые формы.
Никакой талант, никакое творчество, никакая созидательная работа
В числе прочих противоречий и контрастов, которыми так обильна русская жизнь , есть и такой: между тремя последовательными и последовательно консервативными факторами русской жизни — Монархией, Церковью и Народом — затесалась русская интелл и генция, самый неустойчивый и самый непоследовательный социальный слой, какой только существовал в мировой истории. Слой в одинаковой степени беспочвенный и бестолковый — бестолковый именно потому, что беспочвенный. С момента своего рождения на свет Божий эта интеллигенция только тем и занималась, что «меняла вехи»:
Были «шестидесятники», которые, н аконец, нашли истину. Потом появились «семидесятники» и объявили шестидесятни ков дураками. Потом появились «восьмидесятники» и объявили семидесятников идиотами. Были сенсимонисты и фурьеристы. Были народовольцы и чернопередельцы. Были меньшевики и большевики. В эмиграции эта коллекция поп о л ни лась фашистами всевозможных разновидностей от младороссов до солидаристов. Все эти разновидности имели или имеют совершенно одинаковую хо з яйственную программу, в которой за густым частоколом восклицательных знаков спрятана хозяйственная, а, следовательно, и всякая иная диктатура партийной бюрократии.
Устойчивость всей национальной жизни в стране у нас поддерживали три фактора: Монархия, Церковь и Народ. В истории же нашей интеллигенции каждое поколение или даже каждые полпоколения клали свои трудовые ноги на стол О тцов своих и говорили: «Вы, папаши и мамаши, — ослы и идиоты, а вот мы, гегелята и октябрята, — мы умные». «Мы н а ш, мы новый мир построим» — вот и строят. Разрушают до основания «старый мир» и начинают строить все новые и новые отсебятины. Пока монархия была жива — эти отсебятины ограничивались книжным рынком. А после победы интеллигенции над Монархией, Церковью и Народом: а) неразбериха керенщины, б) военный коммунизм, в) новая экономическая политика, г) период кол л ективизации. Каждая «эпоха» разрушала до корня то, что строила предшествующая. Надо надеяться и нужно работать для того, чтобы с этой «традицией» интеллигенции покончить, наконец, навсегда.
Природа не терпит пустоты. Всякая мода легче всего заполняет пустые головы. И пустые головы строят свои «новостройки» — на века и на вечность. В наших русских условиях сдерживать этих строителей может только монархия. Поэтому строители и ненавидят ее. Не учитывая, правда, и того обстоятельства, что только монархия может удержать и их от взаимной резни, как удерживала до 1917 года.
Монархия не означает
Совершенно конкретные и по-видимому совершенно неоспоримые условия сегодняшней России уже создал о благоприятну ю почву для любого политико-экономического прожектерства, скрывающего за собою совершенно конкретные групповые или классовые интересы профессиональных политиков всех сортов. В конкретных русских условиях — огромность пространств, отрезанность населения от столицы страны, атомизация этого населения, разрыв политической традиции, которая все-таки под держивала какую-то преемственность поколений, подрыв моральной традиции, которая в свое время сдерживала социально борющиеся стороны в рамках хотя бы какого-то общественного приличия — все это создает великий соблазн захвата власти — «во имя идеи» — на вывеске, и во имя шкурных интересов — на практике. Одна только
Попытаемся перевести эти теоретические положения на язык прозаической практики.
Народное хозяйство России является
В Москве кто-то там заседает. В Киеве уже кто-то успел засесть. В Москве обсуждаются проекты «самоопределения вплоть до отд е ления», а в Ташкенте какой-то тюркский дядя у же успел собрать своих джигитов. В этих условиях среднеазиатский декханин хлопка сеять не будет. Он посеет пшеницу, подмосковный текстильщик остан е тся без хлопка и без хлеба, украинский хлебороб — без ситца и соли. Все они вместе взятые останутся без нефти и к е росина, а товарищам железнодорожникам — почти сплошь великороссам — придется возвращаться heim ins Reich, бросая на произвол судьбы и джигитов и паровозы, и вагоны, и оставляя страну без транспорта. Ведь, вот же — после вооруже н ного захвата польским генералом Желиговским литовск о й столицы Вильны — Либаво-Роменская дорога была совсем разобрана — ее восстановили только советчики. Сколько таких спорных дорог, уездов, рек, портов, бассейнов, залежей и прочего окажется на территории в 22 миллиона квадр а тных верст, поделенных между полутора с та кандидатами на самоопределение вплоть до отделения ? И кто на всей этой территории будет уверен в своем завтр а шнем дне?
Можно было бы предположить , что полтораста петлюр во в сех их разновидностях окажутся достаточно разумными, чтобы не вызвать и политического и хозяйственного хаоса — но для столь оптимистических предположений никаких разумных данных нет: петлюры режут друг друга и в своей собственн о й среде. Даже и украинские самостийники поделились на пять