объективности, чтобы отделить бездарную философию толстовства от гениальных произведений его автора. Попробуйте вы все это при Гитлере-Ленине-Сталине. … Или даже при Ориоле-Эттли-Трумане.
Русский царь заведовал всем и был обязан знать все, — разумеется в пределах человеческих возможностей. Он был «специалистом» в той области, которая исключает всякую специали з ацию. Это была специальность, стоящая над всеми специальностями мира и охватывающая их
Итак: русский царь стоял не только над классами, сословиями, партиями и прочим — он стоял также и НАД НАУ КАМ И. Он мог рассматривать — и реально рассматривать стратегию
Итак: некая человеческая индивидуальность рождается с правами на власть. Это, как козырный туз, полная бесспорность. По дороге к реализации этой власти, этой индивидуальности не приходится валяться во всей той грязи и крови, интригах, злобе, зависти, какие неизбежно нагромождаются вокруг не только диктаторов, но и президентов. При диктаторах — это грубее и нагляднее. При президентах — это мягче и прикровеннее? Но те методы, посредством которых были убраны с политической арены В. Вильсон и Ж. Клемансо никак не п ринадлежат к числу особо изящных явлений республиканской истории. Наследник престола проходит свой путь от рождения до власти, не наталкиваясь на этом пути ни на какую грязь и не накопляя в своей душе того озлобления, которое свело в могилу и Вильсона и Клемансо. Наследник престола растет в атмосфере
Православие есть самая оптимистическая религия мира. Православие исходит из того предположения, что человек по своей природе добр, а если и делает зло, то потому, что «соблазны». Если мы удалим «соблазны», то останется, так сказать, химически чистое добро. По крайней мере, в земном смысле этого слова. Наследник Прест о ла, потом обладатель Престола, ставится в такие условия, при которых соблазны сводятся, если не к нулю, то к минимуму. Он заранее обеспечен всем. При рождении он получает о рдена, которых заслужить он, конечно, не успел, и соблазн тщеславия ликвидируется в зародыше. Он абсолютно обеспечен материально — соблазн стяжания ли к видируется в зародыше. Он есть Единственный, Имеющий Право, — отпадает конкуренция и все то, что с ней связано. Все организовано так, чтобы личная судьба индивидуальности была спаяна в одно целое с судьбой нации. Все то, что хотела бы для себя иметь личность, — все уже дано. И личность автоматически сливается с общим благом.
Можно сказать, что все это имеет и диктатор — типа Наполеона, Сталина или Гитлера. Но это будет верно меньше, чем наполовину: все это диктатор
О самом принципе случайности можно, конечно, спорить. Банально- рационалистическая, убого-научная точка зрения обычно формулируется так: случайность рождения может дать неполноценного человека. А мы, МЫ выберем самого наилучшего. Конкретный пример: Ж. Клемансо был, конечно, самым л учшим — это именно он в самую трагическую минуту истории Ф р анции спас страну. Правда, действовал он не столь к о, как премьер-министр, сколько как диктатор, — но на войне, как на войне. И до и после него пошли старательно отобр а нные ничтожества, традиционно- пресловутые «выставки куроводства», и Франция никак не может выкарабкаться из полосы внешн и х катастроф и внутренних неурядиц. Кроме того, самое понятие «лучшего» порочно по существу: в 1940 году «самым лучшим» был Иванов, в 1944 — Петров, в 1948 — Сидоров и так далее. Если перед нацией не стоит никаких серье з ных забот, то это мелькание самых лучших кое-как переносимо. Однако и здесь можно отметить тенденцию к переизбраниям данного президента. Ибо, когда перед нацией история ставит маломальски серьезную проблему, то ясно, что четырех лет президентского ср о ка для этого недостаточно: нужно п р одлить еще на четыре. Потом еще — ибо иначе — даже какого-то «Нью-Диль» довести до конца нельзя. Конечно, «случайность рождения» может дать неполноценного человека. Такие примеры у нас были: царь Федор Иванович. Ничего страшного не произошло. Ибо монархия это «не произвол одного лица», а «система учреждений», — система может вре м енно действовать и без «лица». Но по простой статистике шансы на такого рода «случайность» очень малы. И еще меньше — на появление «гения на престоле».
Я исхожу из той аксиомы, что гений в политике это хуже чумы. Ибо гений это тот человек, который выдумывает нечт о принципиально новое. Выдумав нечто принципиально новое, он вторгается в органическую жизнь страны и калечит ее, как искалечили ее Наполеон и Сталин, и Гитлер, нельзя же все-таки отрицать черты гениальности — в разной степени — у всех трех. Шансов на появление «гения» на престоле нет почти никаких: простая статистика. Один «гений» приходится на десять или двадцать миллио н ов рождений. Нет никаких шансов, чтобы один гениальный «избранн и к» — из десяти или двенадцати миллионов — оказался бы и «избранником судьбы» на престоле.
Власть царя есть власть среднего, среднеразумного человека над двумястами миллионами средних и среднеразумных людей. Это не власть истерика, каким был Гитлер, полупомешанного, каким был Робеспьер, изувера, каким был Ленин, честолюбца , каким был Наполеон, или модернизированного Чингиз-Хана, каким являлся Сталин. Едва ли можно отрицать, что Наполеон был истинно гениальным полководцем, и совершенно очевидно, что ничего, кроме катастрофы, он Франции не принес. Напо л еон верил в свою «звезду», Гитлер в свой «рок», Сталин в своего Маркса — у каждого «гения» есть свой
Средний демократический обыватель, который полагает, что он умеет политически мыслить, возмущается самым принципом наследственной власти, — незаслуженной власти. Он также предполагает, что, во-первых, он, этот обыватель, изби рает