О геополитике: работы разных лет

Напомним также о том, что наступательная операция немецких войск на Западном фронте в районе Арденн в декабре 1944 — январе 1945 г. носила кодовое наименование “Wacht am Rhein” (“Стража на Рейне”) [с.370]

Континентальный блок: Центральная Европа — Евразия — Япония 1 КОНТИНЕНТАЛЬНОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО. КОНТИНЕНТАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА

Самым крупным и самым важным поворотом в современной мировой политике, несомненно, является формирование мощного континентального блока, охватывающего Европу, Северную и Восточную Азию.

Однако все такие значительные образования и структуры не возникают готовыми из головы какого- нибудь великого государственного мужа, подобно знаменитой греческой богине войны в ее величаво- одухотворенном образе . Сведущий человек знает, что создание подобных образований — процесс длительный. С удовольствием признаюсь молодым коллегам- географам, что я, пожалуй, больше чем кто-либо из старших представителей географической науки обязан привести свидетельства по поводу становления новой, евро-азиатской континентальной политики. Ибо на первых порах это были приятные случайности, а позже — целеустремленный поиск политических связей, заставлявший меня иногда присматриваться к тому, как оформлялись они в кузнице судеб, и то тут, то там принимать скромное полезное участие.

Прежде всего я хочу сделать достоянием каждого принцип геополитики, доносящийся к нам из седых времен становления Римского государства: “Fas est ab hoste doceri” .

При возникновении важных политических образований противник часто уже на ранних этапах инстинктивно чувствует грозящую ему опасность, проявляя тонкое чутье на расстоянии, которое выдающийся японский социолог Уэхара приписывает всему своему народу Подобное национальное своеобразие весьма ценно. Всякий изумится, узнав, что первыми, кто увидел забрезжившую угрозу такого континентального блока для англосаксонского мирового господства, были авторитетные англичане и американцы, в то время как мы сами, даже во Второй империи, еще долго не имели представления о том, какие возможности могли бы возникнуть на основе связей Центральной Европы с ведущей державой Восточной Азии [т.е. Японией] через необъятную Евразию. Один из преуспевающих и могущественных империалистических политиков, лорд Пальмерстон, в момент кризиса кабинета, приведшего к его отставке, первым возразил премьер-министру [Джону Расселу] : как ни неприятны были бы теперь отношения с Францией, мы должны их поддерживать, ибо на заднем плане угрожает Россия, которая может связать Европу и Восточную Азию, а одни мы не можем этому противостоять. Эти слова были сказаны в 1851 г. , когда викторианская Англия переживала блестящий расцвет, когда Соединенные Штаты, преодолев основательный внутренний кризис, [с.373] впервые вычеканили жесткую формулу — “политика анаконды”, и мы должны ее хорошо усвоить, ибо это весьма неприглядная картина: гигантская, способная удушить змея до тех пор обвивает другое живое существо, пока не переломает ему все кости, не давая своей жертве свободно дышать. Если представить себе оказавшееся перед такой угрозой пространственное тело Старого Света, то становится ясно, каким же большим и мощным оно должно быть, чтобы “политика анаконды” дала осечку. Из эпохи расцвета викторианской мировой империи снова доносится предостерегающий голос другого империалиста, Гомера Ли, — автора знаменитой книги о мировых делах англосаксов. В этой книге относительно мнимого расцвета Британской мировой империи можно прочитать, что тот день, когда Германия, Россия и Япония объединятся, будет днем, определяющим судьбу англоязычной мировой державы, гибелью богов .

Через всю эпоху процветания Британской империи проходит этот жуткий страх перед единственной в своем роде связью, вызывающей ощущение, что силы блокады и изоляции — эти поразительно управляемые искусства, каковыми мастерски владела еще средневековая Венеция, могли быть обречены на провал в противостоянии с крупным образованием. Самое сильное предупреждение в наше время исходит от сэра Хэлфорда Макиндера, который в 1904 г. написал сочинение относительно “географической оси истории”. В его представлении, это огромная степная империя, центральная часть Старого Света, все равно, кем бы она ни управлялась: персами, монголами, великотюрками, белыми или красными царями. В 1919 г. он предостерег в очередной раз, предложив посредством переселения из Восточной Пруссии на левый берег Вислы навсегда разделить немцев и русских. А за несколько дней до молниеносного наступления в Польше в “New Statesman” было выдвинуто обвинение против узкого круга геополитиков, будто мы из его кузницы извлекли самые эффективные инструменты, которые служат расшатыванию Британской империи и [британского] империализма. Мы можем быть довольны тем, что умеем использовать такие инструменты в целях нашей обороны, особенно когда противная сторона строит нам козни. Сказанное можно дополнить беседой со старым Чемберленом , предвидевшим опасность того, что в конечном счете Англия принудит Германию, Россию и Японию к совместному сопротивлению за необходимые им жизненные условия, и поэтому высказался за англо-германо-японское сотрудничество. Еще в 1919 г., когда мы были разоружены, а потому казались неопасными, подобный страх перед германо-русским сотрудничеством инициировал предложение посредством крупномасштабного переселения из Восточной Пруссии на запад от Вислы сделать так, чтобы Германия и Россия больше не имели общих границ. Большое разочарование у Макиндера и его школы вызвал Рапалльский договор . Так, через всю историю Британской империи проходит уже с самого начала узнаваемо, [с.374] а позже все яснее — чем больше ее лидеры утрачивали былой кругозор и умение смотреть фактам в лицо — становящийся все более ост рым страх перед тем, что могла означать для нее такая континентальная поли гика Старого Света. Но “страх и ненависть — плохие советчики!”.

Подобные симптомы мы наблюдаем и в Соединенных Штатах. Один из наиболее значительных и дальновидных экономистов и политиков, Брукс Адамс , еще перед приобретением Германией Цзяочжоу указал на то, сколь опасной для растущего англизированного мира должна стать грандиозная трансконтинентальная политика железнодорожного строительства с конечными пунктами в Порт-Артуре и Циндао, посредством которой будет создано обширное германо-русско-восточноазиатское единство — то, против чего были бы бессильны любые, даже объединенные британские и американские блокирующие акции. Таким образом, мы могли бы поучиться у противника тому, о чем с радостью узнали при повторной “блокаде”: очень сильный континентальный блок способен парализовать “политику анаконды” в военно-политическом, военно-морском и экономическом отношениях.

А как смотрят ныне на дело те, кто оказался в выигрыше, чьи столь далекоидущие планы стали известными уже в момент приобретения Цзяочжоу? К стыду нашему, следует признать, что в Японии и России было намного больше, чем в Центральной Европе, умов, которые уже на рубеже веков представляли себе эту картину, эту возможность и внесли свою лепту. Как мы знаем из истории первого образования англо-японского союза — который Англии был гораздо выгоднее, чем Японии, — восточное островное государство испытывало чувство, будто оно вступило в сделку со львом [т.е. в безрассудную сделку]. Обеспокоенная такой ситуацией, Япония позаботилась при содействии Германии установить противовес двойной мощи британского флота . Два года шли переговоры с неизменной попыткой вовлечь и Германию в союз, ибо Япония понимала, что в одиночку она не сможет возобладать над тогдашним британским морским могуществом, а это создаст одностороннюю напряженность.

“Если германский и японский флоты будут действовать совместно с русскими сухопутными силами, морская договоренность с Англией станет не сделкой со львом, а договором inter pares” . Такую точку зрения высказывали дальновидные японцы, с которыми я обсуждал эту тему, но она была доказана гораздо раньше. Озабоченный комбинацией Япония — Россия — Германия, японский князь Ито отправился в путь через Петербург, но — чтобы помешать его континентальным планам — с ним сыграли неприятную шутку, изменив