О геополитике: работы разных лет

Наполеона , с одной стороны, и Фридриха Великого — с другой, к Наполеону I, крупному автору, изложившему свой опыт, правда в виде разбросанных уроков, в многотомной переписке. Заслуживающую внимания выборку из этой переписки составил австриец Влашютц , [с.203] целесообразно дополнив ее противоположным опытом эрцгерцога Карла ^{7 iv} и Клаузевица и создав непреходящей ценности труд в качестве исходного пункта в реформировании европейского мышления об обороне границ и пограничных укреплений на пороге XIX в.

Тем не менее сводные воззрения Наполеона хорошо выражены, например, в оценке линии Адидже , обороны речного рубежа (замечания о Peschiera, его суждения о проходах в горах, о крепости Бард) , польских условий обороны границ с помощью пятой стихии — распутицы, в которой все застревает, значения Данцига и Торна (Торуни) , управления войсками на марше вдоль крупных рек (Дунай 1805 и 1809 гг., укрепление Пассау , переход у Вены, вдоль важных горных границ, через многочисленные речные участки).

Опыт Наполеона был прежде всего и наиболее близко принят в Германии, а не в самой Франции, он ведет к идеям новопрусских фортификаций через обобщенный ход мыслей Клаузевица , которые затем, к сожалению, снова разделились на преимущественно географические (Роон, Риттер) и преимущественно военно-технические (Генеральный штаб), лишь Мольтке [Старший] объединил в одну систему рассеянные во многих местах мысли, которая, как и система Наполеона, сложилась в обширный труд его жизни .

Эта интеллектуальная работа по проблеме обороны границ частично систематизирована также Шрётером , частично — Большим Генеральным штабом , однако с известной робостью перед дальнейшим ходом дел и обсуждением широко афишируемых грандиозных идей. К сожалению, как раз некоторые особенно умные военно-географические наблюдения Мольтке (Австрия 1859 г., Турция, оборонительное сражение по эту сторону границы у Марнгейма, подготовка к одновременному походу на Восток и Запад ) не были полностью оценены.

Затем на передний план выходит вновь крепнущая французская идея обороны страны с помощью сопряженного оборонительного пояса. Клар , E. Тэно и Ф.М. фон [с.204] Донат освещают ее с австрийской, немецкой и французской стороны; Бриалмонт практически способствует появлению обороны Румынии против России и создает ядро укреплений Бельгии, которое, однако, не было обеспечено родственными по духу людскими боевыми резервами. Следствием переоценки стационарных оборонительных средств, изготовленных на основе новой технологии получения черных металлов, чему способствовал Бриалмонт, является затем идейная борьба между ним и баварцем Зауэром, который при этом предупреждал о практическом обесценении недостаточно защищенных в духовном отношении Люттиха (Льежа) в 1914 г., Бухареста в 1916 г То, что несколько лет спустя стало само собой разумеющимся действием, а именно: применение новой технологии получения черных металлов в строительстве укреплений, остававшемся до сих пор, как всегда, далеко позади технических средств времени, например в труде Мейера “Мец обороняется бронетанковыми силами фронтов” могло показаться отсталостью, как и революцией, и все же было лишь подтверждением всеобщей как географической, так и военно-технической и давно укоренившейся в экономике эволюции! Отступление Австрии, а также вопреки барьерам гор Италии подтверждает работа Тойлова о возведении полевых укреплений .

Особые элементы представлений о обороне границ, исходя прежде всего из индийского опыта, продемонстрировали британцы сэр Томас Холдич в географическом применении, лорд Робертс в колониальном военно-техническом осуществлении от Дели до Кандагара и Кабула, Китченер в практике своего Нильского похода и еще больше при окончании Бурской войны . Начиная с этого времени появляется новая серия отдельных военно-исторических сочинений , не говоря уже о массовых изданиях, посвященных русско-японской войне, за которой снова следует отнюдь не быстрое, но остающееся на высоте военно-географического знания изменение опыта фортификации. Перед [первой мировой] войной этот процесс хорошо изобразил Н.Ф. Мауде, обладающий способностью к точному наблюдению , а после войны откровенно изложил Ф. Зеессельберг в своей обобщающей работе “Stellungskneg 1914-1918” (“Позиционная война 1914-1918”) в широкой трактовке, выходящей за рамки названия книги. [с.205]

В нынешней ужасающей реальности у Германии вообще нет никаких пограничных укреплений и абсолютно никакой формы обороны границ, пожалуй, за единственным исключением — крепости Летцен в Восточной Пруссии, уцелевшей там по меньшей мере как реликт, напоминающий о том, как должно располагаться и как выглядеть такое пограничное укрепление. На всем остальном ареале немецкой народной почвы дозволены лишь скромные устаревшие оборонительные мероприятия в узком центральном пространстве: его тесность наиболее ясно и наглядно показывает, какие территориальные потери понесли немцы во Внутренней Европе в результате проигранной войны. Согласно [Версальскому] договору, лишились всякой возможности обороны не только области, лежащие к западу от Рейна и к югу от Дуная, но даже на Рейне, как и на побережье, признан отвод любой обороны в нашу сторону на глубину около 50 км.

Центральные ячейки, транспортные узлы, такие, как Кёльн на Рейне, Карлсруэ, Мангейм- Людвигсхафен, Фрейбург, Аугсбург, Мюнхен, Регенсбург, полностью находятся вне пределов какой-либо возможности обороны; Берлин в трех переходах, лишь в 90 км от границы обороны; Силезия — восточнее Одера, юго-восток немецкой народной земли, вся область расселения баваров лишены всякой возможности создания защиты. Сопоставьте то положение, в каком оказался весь ареал немецкой остаточной жизненной формы, в сравнении с надежно защищенными соседями лишь в насмешку заслуживавший названия империи, с ужасным, глубоким и истинным чувством боли, пронизывающим описание Е. Тэно в “La frontiere” xxi новой французской границы после 1870 г. — разорванной, расчлененной, неузнаваемой, забывающейся, которая все же лишь в узком месте и лишь в отношении соседа понесла ущерб во время более раннего ограбления. Ведь in argumentum ad hominem 14 , в практическом случае очевиден довод, почему укрепление границы и оборона границы как идея не должны исчезать из общественного мнения на немецкой народной почве, из школы и воспитания, особенно из высшей школы, до тех пор, пока все другие народы Европы также по меньшей мере не дадут согласие на разоружение своих границ, на разоружение примерно на глубину самой большой дальности стрельбы артиллерии своего времени по ту сторону немецкой народной почвы как само собой разумеющийся компромисс. Вместо этого общественное мнение Внутренней Европы поворачивает в ложную сторону, к целеустремленно конструируемому французской политической наукой понятию “безопасность” (surete). Исходя из этого, мы должны здесь более широко изложить развитие трудов, посвященных разработке пограничной обороны и рубежей обороны, ибо лишь на этой основе можно проводить опыты в современной истории. [с.206]

Исследуя ныне ценность укрепления искусственных границ — а этому, как нам кажется, учит история и ход мировой войны в Европе, — мы обнаруживаем в соответствии с более ясным пониманием того, чего хотели с политической точки зрения добиться от войны, что французско-русской стороной проблема была более четко продумана.

Укрепленный район (region fortifiee) как целое длительное время в сущности выполнял свою цель, задерживая силы наступающих во Франции и Польше, но почти нигде не являясь отдельным полем боя, малым заграждением, а также крупной защищенной горловиной коммуникаций (Verkehrskopf).