Затем мы увидели инспектора Граймза. Он энергично шагал по полю в западном направлении, оглядываясь на огонь. Издалека доносились звуки клаксонов автомобилей, мчавшихся по трассе. Инспектор Граймз перепрыгнул через изгородь из жердей. В свете огненного столба, подрагивая, во всех подробностях были видны очертания рельефа и предметов — от рисунка листьев до пушистых волосков на тыльной стороне ладони инспектора Граймза, который, казалось, выпрыгнул прямо перед нами.
— О-о-эх! — вырвалось у него из самой глубины глотки. — О-о-эх! — единственное, что мы услышали от него.
— Тревога… — начал Эллиот.
— Тревога объявлена, — задыхаясь, проговорил Граймз, отчаянно жестикулируя. — Хотя уже почти все сгорело. Все живы?
— Да.
— Встретимся позже. Важные показания.
— Какие показания?
— Убийство, — шумно выдохнув, сказал инспектор. — Сейчас не до этого. Встретимся позже.
— Послушайте, — сказал Эллиот, — что вы, по-вашему, можете сделать? На это и Ниагарского водопада не хватит. Дом сгорел, а вместе с ним — и наши доказательства.
— А где мистер Кларк? — доверительно спросил Граймз.
— Он здесь, где-то рядом. А что такое?
— Он этого не делал, — просто сказал инспектор. — Я имею в виду убийство.
Вокруг нас появлялись и исчезали какие-то странные персонажи: то чья-то корова, испугавшись огня, словно ужаленная, галопом промчалась мимо, то какой-то доброжелательный водитель, оставивший на трассе свой автомобиль, выбежал нам навстречу, громко спрашивая, не знаем ли мы, где пожар. В нас же больше не оставалось никакого интереса и никаких чувств.
— Почему вы нам не сказали, сэр? — спросил инспектор Граймз. — Он не был на пляже, как он говорил, — продолжал Граймз, повернувшись к Эллиоту. — Его видели деревенские в Притлтоне, на улице и в пабе. В субботу утром, с без четверти десять и примерно до десяти минут двенадцатого, он сидел на улице около «Пугливого оленя», а потом в баре. Он нарочно говорил так, чтобы мы решили, будто у него нет алиби, и заставил нас прочесать все побережье в неверном направлении, тогда как у него было самое что ни на есть надежное алиби.
— Это правда?
— Да полдеревни это подтвердит! — воскликнул Граймз. — С ним постоянно находились два или три человека, включая управляющего банком, который закончил разговаривать с ним около паба ровно в десять часов. Что вы об этом думаете?
— Ах! — тихо вскрикнул Кларк.
Носовым платком он пытался стереть пятна с пиджака и лица. Короче говоря, Кларк снова был самим собой.
— Но этого не может быть! — раздраженно заговорил Эллиот, поочередно глядя то на Граймза, то на Кларка. — Два свидетеля показали, что видели, как он заглядывал в окно с северной стороны дома ровно в десять часов.
— Ничем не могу помочь, бесстрастно произнес Граймз. — Четверо свидетелей вдвое больше вашего, друг мой, — так вот, четверо свидетелей, включая мистера Перкинсона, управляющего банком, говорят, что в десять часов он сидел около отеля «Пугливый олень». Они не открывают раньше половины одиннадцатого.
Эллиот повернулся к Кларку.
— Это правда, инспектор, — предвосхитил тот его вопрос.
— Но почему вы не сказали? Почему лгали, что находились на пляже?
— Если откровенно, инспектор, надеялся, что вы и доктор Фелл сами сделаете из себя дураков, — ответил Кларк. На мгновение он наклонился, пряча лицо от ослепительного пламени, чтобы не было видно, как оно подрагивает от беззвучного смеха. — Дело в том, — спокойно отряхивая брюки и стараясь сдержать улыбку, продолжал Кларк, — что настало время объявить вам мат. Ваше дело — вы понимаете это? — в плачевном состоянии. Мое алиби означает мою абсолютную невиновность. Что бы я ни делал с электромагнитом и как бы я его ни использовал, я совершенно определенно не мог управлять им на таком расстоянии. Если вы признаете — а впоследствии вы будете обязаны сделать это — мое присутствие в Притлтоне, а не в доме в момент убийства Логана, вы никогда не сможете связать меня с убийством, и ваши верные умозаключения о магните делают это совершенно определенным. Вы стали жертвой собственной ошибки, друг мой. Ну, кто теперь здесь неумный, позвольте спросить?
С трассы донесся металлический звук колокола, прорывающийся сквозь грохот и треск пожара. Это заставило Кларка встрепенуться. Он вытер лицо и шею носовым платком и выбросил его прочь, затем руками пригладил волосы.
— Это, наверное, пожарные машины, — сказал он. — Прошу прощения.
Эллиот, казавшийся теперь несколько нездоровым, попытался его задержать.
— Тогда кто был тот человек в коричневом костюме? — допытывался он. — Кто заглядывал в окно в десять часов?
— Мне очень жаль, — извиняющимся тоном ответил Кларк, — но кто-то поджег мой дом, так что я не могу вам ничего сказать. А теперь, повторяю, прошу извинить меня. Я иду на пожар.
Поправив рукав пиджака, он сделал несколько шагов, но тут же остановился, столкнувшись с доктором Феллом.
Нам никогда не забыть эти два силуэта, стоящие друг против друга, на фоне бушующего огня. Частички погасшего пепла с искорками пламени падали вниз. Юркий низкорослый Кларк, в когда-то белом костюме, стоял напротив краснолицего великана в пенсне. Их краткий обмен любезностями был очень любопытен — так и повеяло восемнадцатым веком, особенно на фоне звона пожарного колокола.
— Сэр, — сказал Кларк, — признайтесь в своем поражении.
— Сэр, — ответил доктор Фелл, — очевидно, я должен сделать это.
— Сокрушительном поражении.
— Похоже на то.
— Вы на самом деле поставили себя в глупое положение.
— Может показаться и так, но я думаю, мистер Кларк, что когда-нибудь мы обсудим это.
— Думаю, нет, — самодовольно произнес Кларк, — я никогда не утруждаю себя выслушиванием пояснений. Я никогда не рискую.
Глава 20
— Безусловно, — задумчиво произнес доктор Фелл, — теперь вы понимаете, кто был истинным виновником, не так ли?
Ни я, ни Тэсс не помним, в какой именно день мы узнали правду.
Это была первая неделя сентября 1939 года. Мы с Тэсс были женаты более двух лет. Я уже давным- давно закончил свое очередное повествование и спрятал его в ящик письменного стола как образец вечно незавершенного дела.
Великан-доктор зашел как-то к нам на чай. Он частенько навещал нас, поскольку жил неподалеку. Мы сидели в саду нашего имения в Хемпстеде — небольшого, но очень любимого нами. Стоял великолепный, ясный вечер. Из сада можно было увидеть висевший в небе серебристый аэростат заграждения. Больше не было ничего такого, что позволило бы мне напомнить вам, что где-то мир охвачен военной тревогой.
Раскинувшись в плетеном кресле с вечерней газетой в кармане, доктор попыхивал своей черной трубкой. И тут он сделал намек, ясный, как небо над нами.
— Поверьте, — сказал он, глубоко и шумно вздохнув, — у меня были веские причины как можно меньше сообщать об этом деле, да и в любом случае вопрос был риторическим. Вы не знаете, кто устроил
