— Не так?
— Нет. Я признаю, что это была глупая и опасная мысль, и приношу свои извинения. Но я не привел ее в исполнение по двум причинам. Во-первых, потому, что сама мисс Уайт собиралась сказать правду, во-вторых, потому, что, только взяв в руки грабли, я как следует рассмотрел следы. И тогда мы заметили то, чего мисс Уайт из-за волнения не заметила раньше: следы были слишком глубокими и не могли принадлежать ей. Я понял, что ее рассказ подтверждается, что нет необходимости что-то придумывать, и послал мисс Уайт в дом.
Если это их не убедит, мрачно подумал Хью, то ничто не убедит. Его рассказ был точно рассчитанным сочетанием искренности и скованности — он отражал определенное состояние духа. Хедли кивнул со злорадным удовлетворением:
— Вы слишком умны, чтобы быть откровенным, мистер Роуленд. А теперь расскажите нам всю правду о ваших последующих похождениях. — Он кивнул в сторону корта. — Полагаю, это вы оставили третью цепочку следов?
— Да.
— Когда?
— После того как послал мисс Уайт в дом. Где-то между без десяти минут восемь и восемью.
— Что заставило вас отправиться туда?
Хью развел руками:
— Мне было необходимо увидеть, как обстоит дело. Это вы можете понять, суперинтендент. Хотел посмотреть, нет ли какого-нибудь ключа к разгадке. Меня интересовало, что Фрэнк вообще делал на теннисном корте. Интересовало, что сталось с его ракеткой и мячами. Интересовало, что…
— Постоите! — резко оборвал Хедли, вскидывая голову — Вы имеете в виду теннисную ракетку, которая лежит на крыльце? Хотите сказать, что внимательно осмотрели корт и не увидели ракетку?
— Нет. Я ее действительно не видел.
— А теннисные мячи? А книгу, которую он одолжил у миссис Бэнкрофт?
— Нет.
Хью был не на шутку озадачен. Все названные предметы нельзя было не заметить. Они слишком бросались в глаза. У ракетки Фрэнка была рама из белого полированного дерева и зеленые струны; мячи были сравнительно новые, беловатые с зеленой сеткой; книга была в красном переплете с белым тиснением. Освещенные ослепительным светом, они обрели зловещую реальность. Но, даже мучительно напрягая память, Хью не мог вспомнить, видел он их после смерти Фрэнка или нет.
— И я не могу их вспомнить, — согласилась Бренда, поймав его взгляд. — Я сама была здесь некоторое время, но их не видела. — Она нервно рассмеялась — Я абсолютно уверена, что непременно запомнила бы книгу под названием «Сто способов стать идеальным мужем». Где они лежали?
Хедли колебался.
— Сержант! Сходите и покажите им это место. Мы нашли эти вещи на корте. Они были свалены в кучу под самой оградой с восточной стороны. Там, где сейчас стоит сержант, немного дальше середины. И вы говорите, что, когда были здесь последний раз, у ограды ничего не лежало?
— Уверена, что нет, — твердо ответила Бренда — Вы полагаете, что кто-то положил их там позже?
— Не знаю.
— А вы, мистер Роуленд?
— Не стану клясться, суперинтендент, но могу сказать, что не видел их.
— Поразительно, — пробормотал Старый Ник.
Хедли обвел всю группу твердым, подозрительным взглядом.
— Впрочем, не важно. Этим мы займемся позднее. Итак, мистер Роуленд, вы отправились на корт, чтобы поискать ключ к разгадке. Вы прикасались к телу?
— Нет. Да, — выпалил Хью.
Он оговорился, поправился и восстановил равновесие с такой скоростью, что два слога слились в один, словно при ускоренной звукозаписи. Они еще не успели слететь с его губ, как он вспомнил, что Бренда прикасалась к телу: она распустила концы шарфа, чтобы проверить, не подает ли Фрэнк признаков жизни. Полицейские не могли этого не заметить. Хедли не преминул воспользоваться оплошностью Хью.
— Что вы хотите сказать вашим «нда»? Вы прикасались к телу или не прикасались?
— Извините. Я забыл. Да, прикасался. Я ослабил узел шарфа на его шее.
— Зачем вы это сделали?
— Проверить, не осталось ли в нем признаков жизни.
Брови Хедли поползли вверх.
— Так ли? Уже в половине восьмого вы знали, что он не подает никаких признаков жизни. Или вы полагали, что в восемь они появятся?
Это уже совсем плохо.
Живая, бодрствующая часть сознания Хью говорила ему:
«Вот осел; когда же ты научишься думать прежде, чем говорить?» Другая часть отчаянно искала, что ответить. Но тут он услышал свой собственный на удивление спокойный голос:
— Я неудачно выразился, Конечно, я знал, что он мертв. Но в случае насильственной смерти, даже зная, что человек мертв, всегда посылают за врачом. То же было и со мной. Узел шарфа был распущен. Я знал, что Фрэнк мертв, но должен был убедиться.
— Поразительно, — пробормотал старый Ник.
Инвалидное кресло со скрипом приблизилось еще на несколько футов, что уже начинало производить гипнотический эффект.
— Суперинтендент, — проговорил Ник мягким, усталым, почти трагическим голосом. — Я не хочу вмешиваться. Сегодня я уже наговорил кучу вздора, за который мне становится стыдно. Но все-таки можно мне кое-что сказать?
Хедли подозрительно посмотрел на него.
— В зависимости от того, насколько это важно. Это важно?
— Боюсь, — продолжал доктор Янг, пытаясь подражать своим былым грубовато-добродушным манерам, — что старый Ник теперь мало кого интересует. Смерть Фрэнка, естественно, меня потрясла. Но в то же время я не хочу, чтобы вы подумали, будто я держу зло на молодого Роуленда. Вовсе нет. Сегодня, будучи не в себе, я, возможно, наговорил много глупостей, но зла я не держу. И не потому, что я простил — отнюдь нет, — а потому, что хочу, чтобы Бренда была счастлива.
— Да, да, ну же!
— Джерри Нокс и я, — продолжал Ник, вынимая носовой платок и сморкаясь, — всегда старались делать для Бренды все, что в наших силах. Да, старались. Если бы Бренда подошла ко мне и сказала: «Ник, я не хочу выходить за Фрэнка, я хочу выйти за этого парня Роуленда», я бы сказал. «Хорошо, дорогая, если ты действительно этого хочешь, давай, выходи. Ты ведь не думаешь, что старый Ник встанет на твоем пути?»
— Ник, пожалуйста, — воскликнула Бренда. Она спрыгнула с крыльца и подбежала к нему.
— Ну-ну, моя дорогая, — сказал Ник, гладя ее по руке. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто я ищу сочувствия. Пойми это! Кое-кто из нас уже не так молод, как бы ему хотелось. Но я вовсе не поэтому обращаюсь к суперинтенденту. Нет, я обращаюсь к нему потому, что… Дорогая, у меня в кармане спички и пачка сигарет. Ты не дашь мне огня?
Бренда исполнила его просьбу. Когда она чиркала спичкой, руки у нее дрожали. Хью видел ее лицо над пламенем, оно пылало, и в нем читались сострадание, чувство вины и даже стыд — и в ее выражении молодой человек увидел серьезную опасность всему, что связывало его с Брендой.
Чего доброго, Ник еще завоюет ее.
— Нет! — отчеканил Ник, беря у нее спичку и откидываясь на спинку кресла, под лучами прожекторов вверх поползли кольца голубого дыма. — Так вот, суперинтендент, я, что называется, теоретик. О преступлениях мне известно только по книгам. Но и Фрэнка, и Бренду я всегда учил в случае необходимости мыслить быстро и правильно. Я был для них своего рода наставником.
