Я подумала, что сейчас творится в Грассленде. Я не знала, идти туда или нет. Эви встретила Гарри Фаррингдона в нашем доме. Это не моя вина, но миссис Трент будет во всем винить нас. Наверное, даже проклинать.
Вскоре пришло потрясающее известие.
Эви Мэйфер была беременна уже три месяца.
Это было хуже всего. Бедная девочка! Почему она ничего не сказала? Мама сделала бы все, чтобы помочь ей, да и я тоже. Дэвид, конечно же, мог помочь… даже Дикон. Он всегда терпимо относился к таким вещам.
Но она хранила эту тайну в себе. Могу представить, какое ужасное впечатление это произвело в доме.
Люди говорили об этом шепотом. Я была уверена, что в комнатах для слуг ни о чем другом не говорили.
Я чувствовала, что должна навестить миссис Трент, поскольку между нами установились особые отношения после того, как она сказала мне, что Эви связана с нашей семьей, поскольку Ричард Мэйфер был сыном Дикона.
Вся дрожа, я отправилась на это свидание.
Я не сказала Дэвиду и маме, куда иду, потому что чувствовала — они начнут меня отговаривать. Может быть, это было и лучше, ведь я не была уверена в гостеприимном приеме.
Все шторы на окнах были опущены. Дверь мне открыла служанка и провела в небольшую комнату, ведущую в зал. Она сказала, что доложит миссис Трент обо мне.
Через некоторое время вышла Долли. Ее лицо было омрачено печалью.
— О, Долли, — сказала я, — мне так жаль! Мое сердце разрывается от горя.
Ее губы дрогнули:
— Она ушла. Наша Эви… ушла навсегда. Я никогда не увижу ее.
— О, Долли! — Я заплакала вместе с ней.
— Зачем… — сказала Долли. — С ней было так хорошо.
— Мы бы позаботились о ней.
— Я бы позаботилась о ней… и о малыше. Я кивнула:
— Как это восприняла бабушка?
— Она не ест и не спит. Она все время думает об Эви.
— Понимаю. Я бы хотела увидеть ее. Да и мама тоже. Но мы не уверены, захочет ли она принять нас… сейчас.
— Да, она хотела увидеть вас.
— Мне хочется утешить ее. Я думаю, что знаю, как это сделать.
— Вряд ли можно ее утешить, — сказала Долли. — Но она хотела встретиться с вами.
— Она в постели?
— Она наверху… и, кажется, не понимает, где находится.
— Я могу подняться?
— Да. Я провожу вас.
Миссис Трент вышла из спальни, и мы пошли в небольшую туалетную комнату. Здесь стояли два кресла, и мы сели. Долли остановилась в дверях. На миссис Трент было серое платье, которое она, должно быть, надела на ночную рубашку. Ее лицо покраснело от слез, и глаза опухли. Она уже не была прежней бойкой миссис Трент, которую мы знали.
Я взяла ее руки в свои и, повинуясь порыву, поцеловала в щеку.
— О, миссис Трент! Мне жаль. Мы все просто убиты.
Она кивнула, слишком взволнованная, чтобы говорить.
— Если бы мы только знали… мы бы что-нибудь сделали, — сказала я.
— Я хочу убить его, — пробормотала она, приходя в себя. — Я отвела бы его к этой реке и держала под водой до тех пор, пока он не захлебнется…
— Я понимаю, что вы чувствуете.
— Она не могла признаться. Она боялась посмотреть мне в глаза. Я никогда не думала, что такое может случиться. Она должна была прийти ко мне со своей бедой.
— Вы не должны так говорить, миссис Трент.
Я знаю, вы всегда бы помогли ей.
— Я помогла бы… Я учила ее, как правильно жить, и где-то допустила промашку.
— Вы делали, что могли, миссис Трент. Никто не может винить вас. Вы не должны казнить себя.
— Я виню его, — яростно сказала она. — Грязная свинья! Он обманул ее, он… обещал жениться на ней и, когда все произошло, бросил ее и решил жениться на настоящей леди.
Но она и была настоящая леди, моя Эви.
— Да, конечно, миссис Трент.
Она сложила руки вместе, и я поняла, что она представляет, будто схватила за горло Гарри Фаррингдона.
— И теперь… преподобный викарий. Он не хочет взять мою Эви. Он говорит, что таких, как она, нельзя хоронить вместе с истинными христианами.
— Не может быть, миссис Трент!
— Да. Он сказал, что самоубийц не хоронят в освященной земле. Они похоронят ее на перекрестке, в могиле для самоубийц.
Я не могу допустить это, только не мою маленькую Эви.
— С этим что-то надо делать.
Она посмотрела на меня с надеждой.
— Я пойду и поговорю с преподобным Мэннингом. Или это сделает мой муж.
Не беспокойтесь об этом, миссис Трент. Эви, конечно же, похоронят, как подобает.
— Как вы добры… Ради нее. Вы знаете, кто она. Это отличает ее. я полагаю, от прочих.
Но никто и не думает хоронить их не на кладбище.
Я была рада, что смогу что-нибудь сделать, что воскресит ее, хотя ничто уже не сможет вернуть ей Эви. Я сказала:
— Я пойду сейчас к викарию и поговорю с ним. Не волнуйтесь, миссис Трент. Я уверена, что все будет в порядке.
— Спасибо, — сказала она, и в ее глазах блеснула решительность, которую я замечала у нее раньше, до того, как беда обрушилась на нее и превратила в тень былой миссис Трент. — Ради нее, — повторила она твердо.
Долли проводила меня до двери.
— До свидания, — сказала я. — Я сделаю все, что смогу.
Я пошла прямо к викарию. Но все было не так-то просто, как я думала.
Преподобный Ричард Мэннинг был мужчиной, которого я невзлюбила с первого взгляда: напыщенный, самовлюбленный и, я уверена, лишенный всякого сострадания и воображения.
Мы редко видели его, ведь он жил не в Эверсли. У нашей семьи была своя часовня, и до сих пор у нас не было священника при доме. Он жил неподалеку, и в случае необходимости мы приглашали его. Обычно он приходил каждое утро, чтобы прочесть молитвы за здравие домашних.
Юрисдикция нашей семьи не распространялась на Ричарда Мэннинга.
Я сказала ему, что хочу поговорить о погребении Эви Мэйфер.
— Самоубийцы… — произнес он, и я почувствовала жестокость в его холодном и педантичном голосе, когда он говорил об Эви.
— Ее бабушка очень страдает от того, что вы отказались похоронить ее, как всех.
— Я сказал, что в соответствии с законами церкви она не может быть похоронена в освященной земле.
— Почему?
