— Почему бы вам не задержаться у меня? Жан-Луи спит. Он не узнает, когда вы вернетесь. Побудьте со мной, Сепфора.
Чарльз сделал попытку приблизиться ко мне, но я отстранилась от него. Я испугалась, ибо вновь ощутила в себе то непреодолимое желание, которое впервые познала, встретившись с Жераром д'Обинье. Я боялась потерять контроль над собой.
Наверно, трудно найти двух мужчин, таких несхожих, как Жерар и Чарльз; и, однако, тот и другой пробуждали во мне ту жгучую страсть, которой я ни разу не испытывала по отношению к Жан-Луи. Жерар был человеком веселым и ветреным, он не относился к жизни всерьез. Чарльз, напротив, казался мне человеком рассудительным и сдержанным; тем опаснее было разбудить в нем ту же страсть.
Мне следовало разобраться в себе. Я очень привязалась к Чарльзу. Я любила Жерара, но и Жан-Луи любила тоже. Мне оставалось только признать, что я слишком легкомысленна, и постараться быть осторожной.
— Мне хотелось поговорить с вами, — продолжил Чарльз. — Я еще никогда ни к кому не питал такого чувства, которым проникся к вам. Я был женат. Вам, наверно, известно это?
Я отрицательно покачала головой.
— Я думал, может, Изабелла говорила вам…
— Она много рассказывала о вас, но, похоже, о многом умалчивала.
— Сепфора, я давно собирался объяснить вам, почему у меня бывает гнетущее состояние. Мне не избавиться от сознания вины. Что бы я ни делал, оно не покидает меня. Сепфора, я хочу, чтобы вы знали обо мне все. Вы должны знать, кто я такой на самом деле. Я не хочу ничего скрывать от вас.
Я села рядом с ним.
— Это случилось давно, — начал Чарльз, — а если быть точным, десять лет назад. Я был тогда молодым и честолюбивым. Не таким, как сейчас. Вероятно, события изменяют нас больше, чем время. Я жил в центре Лондона и занимался врачебной практикой. Моими пациентами были люди богатые, моя репутация росла. И тут я встретил Доринду. Это случилось в театре.
Она была заядлым театралом, так же, как я. Я постоянно посещал Хэймаркет, Друри-Лейн и Ковент-Гарден. Однажды я смотрел» Короля Лира»с блистательным Гарриком в главной роли. Во время перерыва меня познакомили с Дориндой. Она была очень красива, полна энергии и задора. Я сразу же был очарован ею. Она любила общаться с актерами и, как я узнал позже, помогала многим из них деньгами. Ее мать умерла вскоре после появления Доринды на свет. Отец обожал ее, и после его смерти она унаследовала огромное состояние.
Можете представить, что случилось. Наверняка серьезный и честолюбивый доктор казался ей чудаком. Она ведь проводила жизнь среди актеров и тех, кто никогда не трудился, а лишь предавался удовольствиям. До сих пор не пойму, почему она приняла предложение выйти за меня замуж, но она это сделала. Думаю, это была одна из ее экстравагантных выходок. Я узнал лишь после свадьбы, что моя жена — одна из богатейших наследниц в стране. Данное ей воспитание делало ее крайне не подходящей на роль жены доктора. Она не могла понять моего желания работать. «В работе нет никакой необходимости», — заявила она. Она никогда не думала о деньгах, так как для нее они были чем-то таким же доступным и неиссякаемым, как воздух или вода. Что касается моей работы, то она сказала, что все мои пациенты — симулянты: они притворяются больными, чтобы привлечь к себе внимание других. Моя увлеченность работой раздражала ее.
Через месяц с небольшим после женитьбы я понял, что совершил большую ошибку. Я привык по вечерам совершать долгие прогулки по бедным районам города. Так однажды я оказался в квартале Уайт Фрайер. Я уже рассказывал вам об этом. Мне расхотелось служить богатому Лондону, и появилось желание заняться чем-нибудь более достойным.
Я попытался поделиться своими размышлениями с Дориндой, но она отнеслась к этому скептически. Я начал замечать странности в ее поведении. Однажды вечером мне пришлось идти для оказания помощи к одной бедной женщине, работавшей служанкой в богатой семье. Она прислала ко мне мальчишку. Женщина страдала неизлечимой болезнью, и я так долго пробыл у нее, что опоздал на спектакль, на который мы с Дориндой собирались пойти вместе.
Доринда вернулась домой после спектакля в дурном настроении, и впервые в ней проявилась настоящая жестокость. Она грубо обругала меня и бросила в меня статуэтку. Статуэтка попала в зеркало. И до сих пор у меня в ушах слышится звон падающих на ковер осколков. Затем она схватила нож для бумаги и пошла на меня. Я не боялся оружия, но ее безумный взгляд испугал меня. Она могла убить меня. Но мне удалось отобрать у нее нож. Неожиданно она как подкошенная осела на пол. Я прислонил ее к стене и дал ей успокоительного.
Меня все это так обеспокоило, что я поехал к ее кузену, ближайшему родственнику Доринды, который сказал мне, что следует быть с ней осторожным. Он рассказал, что ее мать пришлось упрятать в сумасшедший дом. Ее бабушка совершила убийство. В крови ее рода существовал вирус безумия, который, судя по всему, передавался по наследству. Родственники Доринды надеялись, что ее миновала эта участь, ибо склонность к потере разума никак не проявлялась в ней лет до восемнадцати, да и потом припадки безумия случались не часто. Родственники считали, что, выйдя замуж, она со временем излечится.
Я спросил ее кузена, почему никто не предупредил меня об этом? Он молчал. Я думаю, они хотели, чтобы кто-то избавил их от ответственности за Доринду. Она владела богатым наследством, и родственники считали, что это послужит компенсацией ее мужу.
Можете представить мои чувства. Я только начал осознавать, что моя женитьба явилась большой ошибкой. И теперь я узнаю, что оказался женатым на душевнобольной. Это было для меня настоящим ударом.
— Вы — доктор, — сказал кузен. — Мы думали, что ваш брак — самое большое счастье, которое могло ей выпасть. Мы надеялись, что, оказавшись под вашим присмотром, она излечится от болезни.
Я не могу описать вам, в какой депрессии я тогда находился. Я казался себе узником, до конца своей жизни прикованным к этой женщине. Затем передо мной возникла ужасная дилемма. Доринда забеременела. Я не спал ночами, думая, что мне делать. Если Доринде суждено родить девочку, наша дочка будет обречена на безумие, ведь ей не избежать наследственности.
Я должен был прервать беременность Доринды, но не мог решиться на это. В каком-то смысле это было бы убийством. Конечно, было бы намного разумнее совершить это, чем позволить появиться на свет заведомо обреченному существу. Я знал, что в моем распоряжении находились необходимые средства. Известная доза определенного снадобья с большой вероятностью могла вызвать выкидыш.
Я принял решение и прервал беременность, но допустил просчет, ибо, убив неродившееся дитя, я прервал жизнь Доринды.
Я рассказал вам все, Сепфора. Я не мог позволить родиться этому ребенку. Но имел ли я право отбирать у него жизнь? Я думал тогда, что поступаю самым разумным образом, ведь я не знал, что Доринде нельзя рожать детей. Поэтому убеждал себя, что, если бы дело дошло до родов, Доринда бы не выдержала. Не могу утверждать это наверняка. Все кончилось тем, что умер и ребенок, и Доринда. Ее смерть вызвала скандал.
— О, Чарльз! — воскликнула я. — Вам пришлось столько пережить! Но вы поступили разумно. Я уверена в правильности вашего решения.
— Вы понимаете, моя покойная жена владела огромным наследством, и оно перешло ко мне. Многие знали, что Доринда не совсем нормальна, но никто не подавал вида, все выражали соболезнования… Хотя ее смерть оставила в душе у многих мутный осадок. Женившись на Доринде, я превратился из трудяги-холостяка в настоящего богача. Я стал богатым вдовцом.
Он замолчал. Я могла представить, сколько грязных слухов пришлось ему претерпеть.
— Мои близкие друзья знали, что деньги никогда чрезмерно не интересовали меня, тем более, я узнал о ее богатстве только после женитьбы. Но это не помешало возникнуть всяким слухам. Мне угрожало судебное расследование, но ее кузен не допустил этого. Его заботило лишь одно: как бы не получил огласки тот факт, что его родственники подвержены наследственному умопомешательству. Поэтому он принял все меры, чтобы замять скандал. Можете представить, в какое невыносимое положение я попал. Случались моменты, когда мне хотелось, чтобы расследование все-таки началось. Я хотел признаться, что пытался убить еще не рожденного ребенка, чтобы не обрекать его на неизбежную наследственную болезнь. Я не
