что они сделают, если найдут. Я и не шевелился. Я их слышал… Шум страшный и крик, хозяйка. Они всех поубивали, кто пытался ферму защищать. Небось, теперь уже уехали. Это с утра сегодня было… Я там лежал добрых полчаса, хозяйка, не смел вылезти: вдруг, думаю, увидят меня и прикончат. А после пошел сюда… пешком. Лошадей не осталось. Лошадей они всех забрали… Все забрали, что могли унести.
— Я возвращаюсь, — решительно заявила я. Анжелет подошла ко мне.
— Нет, — сказала она, — ты не должна возвращаться. Вдруг они еще там?
— Я еду, — настаивала я, — мне нужно найти Эллу. Они пытались удержать меня. Бедняжка Феб была в панике. Там оставался ее Томас Греер.
— Почему он не пришел вместе с Джеком Треблом? — спрашивала она, и трагический ответ напрашивался сам собой.
Я твердо решила одно, я отправляюсь в Лонгридж.
Анжелет потребовала, чтобы я взяла ее с собой. Я не смогла разубедить ее, так что мы поехали вместе, прихватив с собой двух конюхов.
Перед нами предстала картина опустошения. Неужели это ферма Лонгриджей? Да, дом стоял на месте, как бы бросая вызов врагу, но приблизившись, мы увидели страшный разгром. Перед домом лежали два тела работников фермы; я узнала в одном из них Томаса Греера и тут же бросилась к нему. Он был мертв. Бедная, бедная Феб!
Элла лежала на полу среди разбросанных в беспорядке вещей. В руке у нее был зажат топор. Должно быть, она пыталась защитить свой дом. Бедная храбрая Элла! Как беспомощна была она перед этими солдатами!
Бочонок эля был опрокинут, и его содержимое вылилось на пол.» Кавалеры» сломали все, что смогли, даже вывернули потолочные балки. Лишь стены остались целыми.
Я стояла на коленях возле Эллы, и во мне вскипал бешеный гнев и ненависть ко всем тем, кто убил вначале Люка, а потом Эллу. Я была по горло сыта этим конфликтом.
— Никакие цели не должны достигаться такими средствами! — кричала я, и мне становилось дурно от боли и гнева.
Наверх подняться было невозможно, потому что они разломали и лестницу. В потолке образовалась дыра, сквозь которую высовывалась ножка кровати. Дом, служивший нескольким поколениям Лонгриджей, был разрушен в один день.
Анжелет стояла рядом, и по ее щекам струились слезы.
— Берсаба, милая моя сестра, — всхлипывала она. Я обняла ее, чтобы утешить, но она продолжала рыдать, а я смотрела на свой разрушенный дом. Потом я сказала:
— Дети в безопасности. Будем радоваться хотя бы этому. Мой муж убит, его сестра убита, мой дом в руинах, но я благодарю Тебя, милосердный Боже, за то, что Ты оставил мне детей.
— Не богохульствуй, Берсаба.
— Нет! — закричала я. — Я что, должна стоять здесь и благодарить Бога за его милосердие? У меня недавно убили мужа, ты это понимаешь?
— Ты всегда сердишься, когда у тебя горе.
— Как все это жестоко! Ты понимаешь, Анжелет, я потеряла мужа. Я потеряла свой дом… Я потеряла слишком многое из того, что любила.
— У тебя есть я, Берсаба, — сказала она, — и пока я здесь, у тебя всегда будет дом.
Я повернулась к ней и, по-моему, тоже плакала, не сознавая этого.
Анжелет сказала:
— Пойдем, моя милая сестра, пойдем со мной. Я хочу забрать тебя к себе. Мой дом будет твоим домом. Мы никогда не расстанемся, пока ты сама не захочешь.
Она увела меня оттуда, и мы вместе вернулись в Фар-Фламстед.
Когда мы переступали порог, она сказала:
— О, как это жестоко… жестоко. И я твердо ответила:
— Это война.
Часть пятая. АНЖЕЛЕТ
СТРАХ В ДОМЕ
Вчера Берсаба вернулась, чтобы опять жить вместе с нами в Фар-Фламстеде. Я все время вспоминаю разграбленную ферму и выражение ее глаз, когда она с такой горечью говорила о свалившихся на нее несчастьях. Бедная моя Берсаба! Видимо, она действительно любила Люка. Я часто сомневалась в этом, их брак казался мне таким нелепым…
Люк сильно любил ее. Однажды он сказал мне:
«Когда Берсаба входит в комнату, в ней становится светло». Я понимала, что он имеет в виду. Не думаю, чтобы он мог точнее выразиться, говоря о своей любви к ней.
Мне кажется, что не бывает событий совсем плохих. Даже после всего случившегося у нас остались милые малыши — Арабелла, Лукас и Томас, сын бедняжки Феб. Мне нравится наблюдать, как они с криками бегают по саду. Это должно исцелить сердечные раны Берсабы.
Я так рада тому, что она здесь. Этот дом временами пугает меня и всегда пугал. Когда приехала Берсаба, я перестала бояться. Вскоре она уехала, но недалеко, и мы часто могли встречаться. Теперь она вновь здесь, и уже это одно меня радует.
В этом доме всегда было что-то пугающее. Вот, например, замок. При виде окружающих его стен на ум приходят разные мысли. Никогда мне не забыть того ночного кошмара. Я была убеждена, что видела там лицо человека, но все твердили, что это страшный сон, и постепенно я сама в это поверила.
Тем не менее я пришла к выводу, что в замке что-то прячут, и чем больше я думала об этом, тем больше мне становилось не по себе. Я пыталась расспрашивать Ричарда, но он начинал раздражаться и говорил, что там опасно и именно поэтому он обнес замок высокой стеной. Иногда мне хотелось опять заговорить с ним об этом, но я не решалась.
Теперь у меня есть тайна, о которой я никому не говорю, даже Берсабе, хотя думаю, что сейчас, когда она живет здесь, ей все равно удастся выпытать мою тайну. Впрочем, мне даже хотелось бы этого.
Дело в том, что у меня, возможно, будет ребенок. Когда Ричард в последний раз приезжал сюда и мы были вместе, я молилась о том, чтобы у меня появился ребенок, и мне кажется, молитвы мои были услышаны.
Если это так, то все будет по-другому. Когда я вижу Берсабу и Феб с детьми, я им завидую. Я готова отдать за ребенка все.
Я уверена, что Ричард тоже этого хочет. Возможно, тогда отношения между нами будут складываться иначе. Я ведь никогда по-настоящему не понимала его. Он никогда не был близок со мной так, как были близки Люк и Берсаба. Она любила поддразнивать мужа, высмеивая священные для него понятия, спорила с ним, вроде бы даже искала ссоры — и это, видимо, нравилось ему, что казалось мне странным, но доказывало близость их отношений. Конечно, я не умею так жонглировать словами, как она. А уж когда Люк сказал о том, что Берсаба освещает собой комнату, я ясно поняла, что она значит для него.
Потеря мужа стала для нее ужасной трагедией, но все-таки, о чем я постоянно напоминала ей, у нее остались дети.
А теперь, судя по всему, и у меня будет ребенок.
Какое-то странное предчувствие заставляет меня держать это в тайне. У меня действительно бывают странные фантазии. Я думаю, во всем виноват этот дом, потому что в Тристане со мной не бывало
