это могло отпугнуть часть делегатов, поддерживающих Джека. Мэрилин позабавила мысль, что она и Джо Кеннеди в какой-то степени товарищи по несчастью, — им обоим приходилось прятаться, чтобы не навредить Джеку!
Председательствующий постучал молоточком и объявил, что голосует делегация штата Алабама. Члены этой делегации отдали двадцать голосов за Джонсона, а за Джека — всего лишь три с половиной. Мэрилин проклинала этих чертовых южан, которые, по ее мнению, все как один были расистами и фанатиками, и этого верзилу Линдона Джонсона с хитро бегающими глазками и важной походкой техасца.
Мэрилин много раз приходилось сидеть на церемониях вручения наград Академии кинематографических искусств и наук, но ни разу в жизни не испытывала она такого напряжения, как сейчас, сидя перед телевизором и записывая в длинную колонку голоса делегатов, отданные за Джека. Чтобы победить, ему нужно было набрать семьсот шестьдесят один голос.
Мэрилин не помнила, сколько времени сидит вот так и записывает. Уже голосовала последняя делегация от штата Вайоминг, а Джеку все еще не хватало одиннадцати голосов. Вдруг она увидела на экране среди делегатов от штата Вайоминг брата Джека Тедди — он был очень похож на Джека, но полнее и с более грубыми чертами лица, — увидела, как он широко улыбается, сверкая крупными зубами, и поняла, что Джек победил. Председательствующий объявил, что делегация от штата Вайоминг отдает все пятнадцать голосов за Кеннеди…
Машина приехала за ней без четверти два. Она устроилась на заднем сиденье за широкой спиной Бум-Бума Риэрдона, который вел машину. Бум-Бум с сомнением посмотрел на нее.
— Мне кажется, в этом платье вы через забор не перелезете, — как всегда ворчливо заметил он, но она уже привыкла не обращать внимания на его недовольный тон.
—
— Конечно. Но я никогда не сомневался, что он победит.
“Да, — подумала она, — похоже, никому из окружения Джека даже и в голову никогда не приходило, что он вдруг может не получить то, что хочет, будь то Мэрилин Монро или пост президента”.
— Как у него настроение? — спросила она.
— Нормальное. Мы организовали в его честь небольшую вечеринку, прямо в квартире. Сенатор пил пиво, а мы пели “Когда ирландец улыбается”.
— Как здорово. — Жаль, что ее там не было. Ей так хотелось, чтобы ее окружали такие же преданные и верные люди, как друзья и помощники Джека. — Я так понимаю, вы и в Белом доме будете рядом с ним, если он победит на выборах.
— Он победит. — Она совсем забыла, что никто из окружавших Джека людей ни разу не сказал “
Она пригнулась, сидя на заднем сиденье, когда они проезжали мимо целой армии журналистов и телерепортеров, которые столпились перед домом. Такого количества работников прессы ей не приходилось видеть, даже когда она сама появлялась на публике. Машина свернула в темную аллею и почти сразу остановилась. Там ее уже ждали двое полицейских и еще двое каких-то мужчин в темных костюмах. Один из полицейских посветил фонарем, и она увидела забор. Ее охватил ужас — она не представляла, как сможет перелезть через забор в своем узком платье.
— Как же я полезу? — прошептала она. Мужчины нервно поглядывали в ту сторону, где кончалась аллея, словно в любой момент оттуда могли появиться телерепортеры с камерами.
— Здесь нельзя долго стоять, — проговорил один из мужчин, явно нервничая. — Вам следовало надеть джинсы.
— Жене своей будете указывать, как одеваться, — раздраженно ответила она.
Какое-то мгновение все стояли молча, затем полицейские переглянулись. Один из них кивнул, вскарабкался на забор и спрыгнул на землю по другую сторону. Другой нагнулся и вытянул вперед сложенные чашечкой ладони. Она сняла туфли, перекинула их через забор и, хихикая, уперлась ступней в ладони полицейского. Он начал выпрямляться, а она в это время ухватилась руками за верхний край забора, затем, закрыв глаза, перевалилась на другую сторону и приземлилась в объятия второго полицейского. Он тут же опустил ее на землю. Они управились как нельзя вовремя: заметив какую-то возню в темной аллее, к ним спешно направлялись несколько репортеров.
Она подобрала свои туфли и с помощью полицейского забралась на пожарную лестницу, при этом ему пришлось посадить ее себе на плечи; туфли она по-прежнему держала в руках.
— Благодарю вас, — прошептала она. — Мой бывший муж тоже работает полицейским в Лос- Анджелесе.
— Я знаю, — сказал он. — Это Джим Доуэрти. Я передам ему, что видел вас.
— Только не говорите ему, что ваша голова находилась у меня между ног, ладно?
Он засмеялся.
— Всегда к вашим услугам, леди. Рад был помочь вам.
Дальше она полезла сама, взбираясь по лестнице как была, босиком, и стараясь не смотреть вниз, пока не оказалась перед раскрытым окном, из которого, перегнувшись, с широкой улыбкой во все лицо на нее смотрел Джек Кеннеди, кандидат в президенты Соединенных Штатов от демократической партии.
В своем кабинете Хоффа злым взглядом сверлил экран телевизора, словно надеялся подчинить своей воле то, что происходило в “Колизеуме” Лос-Анджелеса. Кеннеди выступал с речью, выражая свое согласие баллотироваться на пост президента. Лучи заходящего солнца светили ему в глаза, и он все время щурился — этот вопрос организаторы съезда явно не продумали.
В Детройте был уже поздний вечер, а Хоффа и его гость до сих пор не ужинали, потому что Хоффа решил дослушать выступление Кеннеди.
— Что это за чушь он нес про “новый рубеж”? — раздраженно спросил Хоффа.
Пол Палермо пожал плечами. Он восхищался изысканным вкусом Кеннеди, который был во многом схож с его собственным вкусом, а Хоффу в белых носках и с прилизанными волосами, как бы прорезанными глубокими бороздками, словно по его голове прошелся плуг, а не расческа, Палермо считал неряхой.
— Это что-то вроде “Нового курса” Рузвельта, — ответил Палермо. — Отличный лозунг. Звучит серьезно и убедительно, а реального содержания никакого.
— К черту его. Победит Никсон, вот увидишь. Я поставил на него.
Палермо знал, что так оно и есть, и в прямом, и в переносном смысле. Хоффа уже распорядился, чтобы все местные организации профсоюза водителей внесли определенную сумму денег в фонд избирательной кампании Никсона. Но Палермо не был уверен в том, что Никсон победит на выборах. Хоффа жил в другом мире. Он даже не подозревал, что есть люди, которые никогда не состояли в профсоюзах, — люди с высшим образованием, которые живут в загородных коттеджах и никогда не занимались физическим трудом. Они тянутся к тому прекрасному и изысканному, что в их представлении символизирует собой Джек, а также Джеки, что тоже немаловажно.
Чем больше Палермо размышлял над этим, тем больше крепла в нем уверенность, что Кеннеди победит. И тот факт, что у Кеннеди хватило мужества бросить вызов старейшинам партии, выбрав кандидатом на пост вице-президента Джонсона, лишний раз подтверждал правильность его выводов.
В обязанности Палермо не входило предупреждать Хоффу, что тот поставил не на ту лошадь, но некоторые вещи он все же должен был ему растолковать, а это было нелегко. Палермо смотрел на экран телевизора, ему очень нравилась изящная и энергичная манера выступления Кеннеди. Он слушал его речь с вохищением; злобные реплики Хоффы портили впечатление, но Палермо старался не замечать их.
Время от времени телевизионные камеры показывали, как реагирует аудитория на речь Кеннеди. Среди слушателей было много голливудских знаменитостей, и иногда камера задерживалась на ком-нибудь из них — еще один умный ход со стороны Кеннеди, подумал Палермо. На экране появлялись Фрэнк Синатра,
