Бессмертные

— Разумеется. Занук не оставит вас в покое. У вас есть хороший адвокат?

Он передернул плечами, как бы говоря, что тут не поможет даже самый лучший адвокат в мире. Грин надеялся только на то, что Мэрилин позволят уйти без скандала, что киностудия не рискнет судиться с белокурой любимицей всей Америки.

— Если вам нужна помощь… — предложил я.

Грин кивнул.

— О да, еще как нужна, — тихо отозвался он.

— Этот скандал с ди Маджо постепенно утрясется, не беспокойтесь. — Я готов был нести всякую чепуху, лишь бы подбодрить его.

— Вы думаете? — Он недоверчиво посмотрел на меня и вздохнул. — Что ж, этого следовало ожидать, ясное дело, — добавил он. — Раз уж у нее появился новый мужчина.

Я кивнул.

— Интеллектуал, — задумчиво произнес Грин. — Не то что этот бейсболист.

Теперь удивился я. В молодости Джек написал книгу, — точнее, за него это сделали квалифицированные журналисты, которых подобрали мы с Артуром Кроком, — но никто никогда не считал Джека “интеллектуалом”.

— Поймите меня правильно, — сказал Грин. — Он мне в общем нравится. Но мне кажется, он слишком серьезная фигура для Мэрилин, понимаете?

— Джек? Серьезная фигура?

Он уставился на меня.

— Какой Джек? Я говорю про Артура Миллера. — Он наклонился вперед и прошептал: — У нее с ним роман. Ну это Бог с ним. Но ведь она собирается выйти за него замуж. Если честно, я не думаю, что из этого выйдет что-нибудь путное.

Интересно, говорила ли Мэрилин об этом Джеку. Миллер принадлежал к категории тех интеллектуалов-евреев с левыми взглядами, которых Джек презирал больше всего на свете, хотя и скрывал это.

Вернулась Мэрилин. Осторожно ступая по полу босыми ногами, она подошла к Грину и вручила ему шампанское. Он открыл бутылку. Она принесла из ванной три стаканчика. Шампанское было теплым, и мы потягивали его без особого удовольствия. Лицо Мэрилин как-то обвисло, взгляд был устремлен в пространство. Ей с трудом удавалось поднести стакан к губам. Я подумал, что она, наверное, приняла какие-то успокоительные лекарства, пока ходила за шампанским, — движения ее были замедленными, как у человека, который наглотался таблеток.

Грин, казалось, ничего не заметил.

— Я не займу у тебя много времени, — заговорил он мягким, успокаивающим голосом, каким обычно разговаривают с детьми. — Я просто хочу очертить круг вопросов, которые ты должна обговорить с Мики Рудином…

— С каким Мики?

— Он адвокат Синатры. Помнишь? Дорогая моя, ты собиралась дать ему посмотреть твои контракты?

— Мне нравится Фрэнк, — сказала она, как будто кто-либо из нас собирался спорить с ней.

— Мне тоже, — ответил Грин, вытаскивая из портфеля документы.

— С ним гораздо веселее, чем с Артуром.

— Никто с этим не спорит, детка.

— Но Артур умнее.

— Может, и так. Фрэнк тоже не глуп. — Он закатил глаза. — Мэрилин, дорогая, давай оставим это до другого раза?

— Нет. Я хочу покончить со всеми делами. Сегодня я избавилась от своего Бейсболиста. — Она хихикнула. — Избавлюсь еще от Занука и его студии. И начну новую жизнь, правильно я говорю, Дэйвид?

Она говорила замедленно, как пластинка, включенная не на ту скорость; глаза стали совсем сонными. Я не хотел мешать Грину, но чувствовал себя в какой-то степени ответственным за Мэрилин.

— Тебе нужно лечь в постель, — сказал я. — Мы с Милтоном отведем тебя в спальню.

— Но сначала я подпишу эти бумаги, — возразила она и, прежде чем Грин успел остановить ее, схватила ручку, склонилась над документами и подписала их. — Ух! — воскликнула она. — Вот и все!

Я видел, что Грин охвачен противоречивыми эмоциями. Мэрилин подписала документы, и это означало, что он заключил лучшую в своей жизни сделку, но, будучи осторожным и аккуратным деловым человеком, он понимал, что так дела не делаются. Однако интересы личной выгоды заглушили голос совести, и он угрюмо стал помогать ей подписывать остальные экземпляры документов, указывая, где она должна поставить свою подпись или инициалы. Я понимал Грина — такая возможность выпадает только раз в жизни, и теперь уже не придется тратить несколько месяцев на переговоры.

Взгляд у Мэрилин окончательно остекленел. Я надеялся, что мне никогда не придется давать показания о ее состоянии в тот момент, когда она подписывала эти документы.

— Ее нужно отвести к врачу, — сказал я Грину.

Она сидела на диване, всем телом навалившись на подлокотник. Глаза ее были полуприкрыты, руки лежали на коленях. Она не успела снять искусственные ногти, которые прикрепила для ночной съемки; на некоторых пальцах они обломались. Мэрилин дышала ровно, но очень медленно и громко.

Наклонившись к ее груди, Грин прислушался к дыханию Мэрилин.

— Врач не нужен, — произнес он.

— Может, все-таки нужен. Мы не знаем, что она приняла…

— Поверьте мне, Дэйвид, я разбираюсь в таких вещах. Мэрилин выпила пару успокоительных таблеток, и все дела. Ничего страшного. Она выспится, и все пройдет.

Я считал, что люди, не имеющие ничего общего с профессией врача, не могут поставить правильный диагноз, но его голос звучал так спокойно, хладнокровно и серьезно —

я не мог ему не поверить. Кроме того, вызывать врача было довольно рискованно. Возможно, ее пришлось бы увезти на “скорой помощи” в больницу “Бельвью”, чтобы там ей промыли желудок под пристальным вниманием сотен репортеров, которые наверняка будут дежурить у дверей больницы.

— Давайте отнесем ее на кровать, — сказал Грин, аккуратно складывая подписанные Мэрилин документы и убирая их в портфель.

Это было не так-то легко сделать. На фотографиях Мэрилин казалась больше, чем была на самом деле: рост — 5 футов 5 с половиной дюймов, вес — 117 фунтов, бюст — 37 дюймов, талия — 22, объем бедер — 36.[3] Я и сейчас помню эти цифры, потому что на мое пятидесятилетие она подарила мне серебряный портсигар, и на нем вместо инициалов были выгравированы ее вес и размеры — одно из доказательств того, что для Мэрилин ее фигура и внешность значили гораздо больше, чем она сама как личность. Однако не очень легко поднимать на руки женщину, заснувшую на диване, если перед ним стоит мраморный столик, который невозможно сдвинуть с места. Грин кое-как протиснулся между столиком и диваном и взял ее за ноги, я же перегнулся через спинку дивана и подхватил ее за плечи.

— Взяли! — скомандовал Грин. Мы стали осторожно приподнимать Мэрилин и в конце концов подняли ее с дивана. Не знаю, почему никому из нас не пришла в голову мысль обратиться за помощью к Уайти Снайдеру. Что касается Грина, я думаю, он испытывал явное нежелание подпускать кого-либо к Мэрилин, поскольку теперь она стала его главным достоянием. Как бы то ни было, мы перетащили ее в спальню и осторожно опустили на кровать.

В спальне повсюду были видны следы спешного отъезда ди Маджо; на полу валялись рваные пластиковые пакеты и картонные коробки, в которых Мэрилин по обыкновению держала свои вещи. На ночном столике лежал путеводитель по Вашингтону. Я взял его в руки и стал листать. Между обложкой и титульным листом была вложена квитанция на предварительный заказ номера в отеле “Хэй-Адамс” на имя миссис Доуэрти — это была фамилия первого мужа Мэрилин. Номер был забронирован на ближайшие выходные дни. “Значит, у нее назначено свидание, но не с Артуром Миллером”, — смекнул я.