мужчине. Он уважал ее и не хотел смущать своим присутствием. И, конечно же, у него и в мыслях не было рассказать об этом кому бы то ни было. Однако его все же мучило любопытство: с кем она встречается?
Четырнадцатилетний мальчик не может просто так войти в вестибюль такой фешенебельной гостиницы, как “Карлайл”, а тем более попробовать удовлетворить свое любопытство, расспросив портье. Но ему все же повезло — а Тимми всегда верил в свою удачу, — и задача решилась сама собой. Однажды он увидел, как Мэрилин выходила с черного хода с мужчиной, в котором он узнал сенатора Джона Ф.Кеннеди.
Тимми не интересовался политикой, и то, что Мэрилин встречается с сенатором Кеннеди, не произвело на него особого впечатления. Он записал новые сведения в свою тетрадку и продолжал тщательное наблюдение за ее визитами в “Карлайл”. Однако это открытие взволновало его меньше, чем те случаи, когда он видел ее в обществе знаменитых актеров, — например, когда она пила чай в “Рамплмейерз” на Сентрал-Парк-авеню с Монтгомери Клифтом. Тот день навсегда запечатлелся в его памяти.
Он хотел думать, что Мэрилин счастлива. Ее муж, Артур Миллер, всегда выглядел угрюмым, когда Тимми видел его с Мэрилин. Тимми просил у Бога счастья для Мэрилин. Для него это было самое главное.
Он не мог не заметить, что в последние несколько недель за Мэрилин наблюдает не только он. Помимо него самого и остальных представителей группки преданных поклонников, лидером которой он являлся (и, разумеется, был самым преданным из них!), появились другие наблюдатели, которые еще усерднее следили за Мэрилин. То были взрослые — не умеющие улыбаться мужчины в темных костюмах, белых рубашках, неброских галстуках, в начищенных туфлях на толстой подошве. Тимми сразу понял, что это полицейские (его дядя работал следователем в Бронксе), а может, даже агенты ФБР.
Каждый вечер он приходил к дому своего кумира и, напрягая зрение при свете уличных фонарей, аккуратным школьным почерком записывал в свою тетрадку все, что имело отношение к Мэрилин. А агенты продолжали вести наблюдение.
Тимми не мог понять, почему они заинтересовались Мэрилин. Потом его осенило: возможно, они следят за сенатором Кеннеди, а не за ней. Иногда он здоровался с ними, словно они были его коллегами- фанатами, но строгие мужчины никогда не отвечали на его приветствие и даже не улыбались.
Значит, они из ФБР, решил он. Это ясно.
Тимми записал в тетрадку, когда уехал Дэйвид Леман — он уже знал всех людей, которые бывали у Мэрилин, — и приготовился ждать, когда она выйдет из дома, направляясь ужинать в ресторан или в театр.
Ожидание его не утомляло, даже если ждать приходилось подолгу.
24
Возвратившись домой от Мэрилин, я обнаружил среди почты записку. Отпечатанное на обычном листе бумаги сообщение гласило, что Пол Палермо приглашает меня завтра отужинать с ним.
Мария отправилась в Гштад кататься на лыжах, куда я тоже собирался поехать через несколько дней. Но на завтра у меня не было намечено ничего особенного, поэтому я позвонил в канцелярию Палермо и сказал, что принимаю приглашение. Пола я не боялся, в принципе, он даже был мне симпатичен.
Сам факт, что у Пола Палермо была своя официальная канцелярия, указывал на то, что он очень отличался от своих коллег по бизнесу: большинство из них по-прежнему предпочитали звонить из телефонов-автоматов, и для этого им приходилось таскать с собой кучу десятицентовых монет. Пол принадлежал к новому поколению гангстеров. Он был владельцем клубов, ресторанов и двух небольших театров; иногда он даже покупал пьесы для своих театров — одна из таких сделок и свела нас с ним. Пол был членом преступной организации, известной в правоохранительных органах под названием “Банда Бонанно”, и — что более важно — был мужем племянницы самого Джозефа Бонанно.
Бонанно был главарем одной из пяти главных преступных организаций Нью-Йорка и принадлежал к числу наиболее могущественных и уважаемых людей в преступном мире. Но главное, он был гангстер старой школы — “дон”, “человек чести”. Пятьсот человек работали на него на улицах Бруклина. Они заведовали игорными домами, ломбардами, занимались грабежом и вымогательством — одним из самых прибыльных видов деятельности в преступном мире. Бонанно пользовался огромным уважением среди своих подчиненных, являясь для сотоварищей-сицилийцев своего рода законодателем и судьей; именно Бонанно стал прообразом дона Корлеоне в романе Марио Пьюзо “Крестный отец”
Бонанно уже наполовину отошел от дел и переехал жить на запад страны, в Тусон, оставив вместо себя в Нью-Йорке своего сына, однако его слово по-прежнему почиталось как закон во всем Бруклине, а также имело вес и в комитете, который состоял из главарей преступных организаций и в котором до недавнего времени Бонанно был
Пол питал глубокое уважение к дяде своей жены — не уважать его было бы безрассудно, — но сам он принадлежал к совершенно иному типу людей, во всяком случае, так казалось на первый взгляд. Он окончил Фордхэмский университет, носил костюмы, сшитые на заказ в магазине-ателье “Морти Силлз”, и имел богато и со вкусом обставленный офис в Парамаунт Билдинг. Однажды кто-то поинтересовался у него, носил ли он когда-нибудь оружие, на что Пол ответил: “Конечно, когда я был дежурным офицером в Кэмп- Пендлтоне”. Пол служил когда-то в морской пехоте, а еще он был членом католического братства “Рыцари Колумба”, входил в Ассоциацию ветеранов полиции Нью-Йорка и состоял в комиссии мэрии по делам несовершеннолетних преступников.
Вечером следующего дня мы встретились с ним в ресторане “У Рао” в восточной части Гарлема, на углу Сто четырнадцатой улицы и Плезнт-авеню. В те дни это место считалось рестораном гангстеров. Однажды, накануне Дня независимости, какие-то ребятишки устроили на улице перед рестораном фейерверк. Услышав взрывы, все посетители ресторана нырнули под столы и вытащили пистолеты. Такая вот публика собиралась в ресторане “У Рао”, который славился хорошим обслуживанием и где готовили настоящие сицилийские блюда, самые вкусные сицилийские блюда в городе. Позже этот ресторан стал модным заведением, потому что здесь обедали Вуди Аллен, Пит Хамилл и другие знаменитости.
Палермо ждал меня в кабинке рядом с кухней. Я заказал сухой мартини. Бармен, мощный, как профессиональный боксер, прекрасно справлялся со своими обязанностями; с такой сноровкой он мог бы работать в ресторане “Ритц” в Париже. Пол потягивал вино. К нам подошла жена Винни Рао Энни (она помогала мужу управляться на кухне) и сообщила, чем нас будут кормить. Вообще-то на столике лежало меню — ассортимент в нем никогда не менялся, — но вам, как правило, подавали те блюда, которые считала нужным предложить Энни и которые желал приготовить Винни. Здесь так было заведено, и спорить было бесполезно.
—
Я поднял бокал. Наши отношения с Полом имели, как говорится, “давнюю историю”. Пол обычно предупреждал меня, если кому-то из моих клиентов грозили неприятности — например, один мой клиент, известный комик, выступавший в телевизионных шоу, не мог расплатиться с букмекером; другой клиент, ведущий программы на радио в Майами, несколько недель подряд не платил ростовщику, хотя за это его уже свешивали вниз головой с балкона его квартиры под крышей небоскреба на Рони-плаза; еще один клиент, певец, так зазнался, что “позабыл про свои корни” и отклонил просьбу выступить в казино в Лас- Вегасе… В таких случаях Пол приглашал меня поужинать с ним и во время трапезы ненавязчиво просил растолковать моему клиенту, чтобы он “исправил свою оплошность”, пока, как он любил выражаться, “ситуация не вышла из-под контроля” или в дело не вмешались “люди, с которыми незачем связываться”.
И знаете, я был благодарен ему за такие предупреждения. Я вовсе не хотел, чтобы моих клиентов убивали или сажали в тюрьму. Мои ответные услуги были сравнительно незначительными. Обычно Пол
