Зал проводил Небесинскую.
Организатор Концов представил следующего поэта:
— Сатирик и пародист — Роман… вижу, все уже смеются… Итак — Роман Буйный!
Поэт Роман Буйный выскочил на сцену и замер в странной позе. Послышался его тихий голос.
Совсем тихий:
Тут Роман подмигнул Алле Небесинской, подпрыгнул и заорал:
Потому что все СУКИ, СУКИ!
Бешеные аплодисменты; смех. Сенечка, как его учили, прикрывает глаза и качает готовой.
Роман вновь стоит неподвижно. Вскинул руку:
Снова заорал и упал на колени. Подхватил микрофон.
— Белый стих! — объявил он. Медленно поднимаясь, начал:
— Но это не Ромкина автобиография, — посмеиваясь, сказал организатор Концов.
Роман Буйный вновь поднялся с колен.
— Да уж… Я много работаю. Пишу стихи… Никто не обвинит меня, что я сижу у кого-то на шее… Напоследок прочитаю лирическое четверостишие:
Пали прозрачные пряди,
В лунном играя свете.
Рыжеволосые б… ди
Практиковались в минете.
После этого иссяк Роман. Зал сидел с закрытыми глазами. Сенечка ждал, когда непристойность будет разоблачена.
К нему нагнулись справа, и он услышал деликатный шепот:
— Простите, мне показалось, вам требуется объяснение происходящего. Роман Буйный в нашем кругу всегда воспринимается как весельчак. Ему многое прощают. Хотя если слушать внимательно, то можно заметить элемент разоблачения грубости в самих стихах, начиная с первой строчки. Это называется «самоирония».
— Как вас зовут? — спросил Сенечка.
— Поэтесса Галина Опахалова. Что вы делаете после елок?
— Вероятно, ужинаю с вами в ресторане «Гармония», — ответил Сенечка.
Руку Сенечки нащупали и сжали.
Организатор Концов вновь выступил вперед.
— Сейчас… Не побоюсь этого слова: один из самых умных поэтов. Серж Нелюдимов! Давай, Серж!
Длинный юноша в пиджаке до колен с мрачным видом разворачивал свои листки. Потом что-то сказал.
— Громче, громче! — закричали из зала.
— Я говорю, что мои стихи все равно никому не интересны, — огрызнулся Нелюдимов. — Но это неважно.