— Да.
— Сколько их было?
— Три.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я видела, — сказала Тина. — Ведь все птицы на пляже оставляли на песке следы с тремя пальцами, вот такие. — Она подняла руку с тремя широко расставленными пальцами. — И у этой ящерицы были такие следы.
— У ящерицы были следы как у птицы?
— Ага, — подтвердила Тина, — и походка была у нес как у птицы. Она двигала головой вот так, вверх и вниз. — И девочка сделала несколько шагов, покачивая головой.
После отъезда Боуменов доктор Круз решил передать этот разговор Гутьерресу на биологическую станцию.
— Должен признать, что рассказ девочки озадачивает, — сказал Гутьеррес. — Я сам кое-что перепроверил. И сейчас я уже не уверен, что ее покусал василиск. Совсем не уверен.
— Но кто это мог быть?
— Пожалуй, сейчас я не стал бы торопиться с гипотезами. Кстати, вы слышали у вас в больнице о каких-нибудь еще случаях укуса ящерицы?
— Нет.
— Сообщите мне, мой друг, если услышите.
Побережье
Марти Гутьеррес сидел на берегу близ мангровых зарослей и наблюдал, как вечернее солнце спускалось все ниже, пока оно не засверкало неровными линиями на глади вод залива и лучи его не забрались под пальмы. Это было на пляже Кабо Бланко. Насколько он мог определить, он сидел недалеко от того места, где двумя днями раньше была та американская девочка.
Хотя то, что Гутьеррес сказал Боуменам о частых укусах ящериц, было правдой, ему никогда не приходилось слышать о том, чтобы василиск кого-то кусал. И тем более о том, чтобы после укуса ящерицы кого-то госпитализировали. Кроме того, область укусов была немного больше области возможных укусов василиска. Тогда, вернувшись на биостанцию в Карару, он заглянул в их маленькую научную библиотеку, но не нашел никакой информации об укусах василисков. Затем он сверился с базой данных Международной компьютерной биослужбы. И опять не нашел никакой информации ни об укусах василисков, ни о случаях госпитализации по поводу этих укусов.
Тогда он обратился к начальнику медицинской службы Амалойи, и тот подтвердил, что девятидневный младенец, спавший в своей кроватке, был укушен в ногу животным, которое его бабка, единственная свидетельница происшедшего, определила как ящерицу. Позже нога распухла, и ребенок едва не умер. Старушка сообщила, что ящерица была зеленой с коричневыми полосами. Пока эта женщина не отогнала ее, ящерица успела укусить ребенка несколько раз.
— Странно, — удивился Гутьеррес.
— Ничего странного, обычное дело, — ответил ему начальник медслужбы и добавил, что слышал и о других случаях укусов. В Васкесе, соседней деревне на побережье, был также укушен ребенок во время сна. И еще один в Пуэрто-Сотреро. Все эти случаи произошли в течение последних двух месяцев. И каждый раз жертвами становились спящие дети или младенцы.
Это новые подробности, складывающиеся в единую четкую картину, привели Гутьерреса к мыслям о том, что речь идет о дотоле неизвестном виде ящерицы. Неудивительно, что это произошло в Коста-Рике. Эта страна, в своем самом узком месте едва достигающая ста двадцати километров, по размерам меньше штата Мэн[3]. И, несмотря на ограниченное пространство, Коста-Рика отличается удивительным разнообразием биологических мест обитания: два побережья — атлантическое и тихоокеанское; четыре отдельные горные системы, включающие вершины высотой более трех с половиной тысяч метров и действующие вулканы; тропические джунгли, горные леса, зоны умеренного пояса, топкие болота и бесплодные пустыни. Такое экологическое разнообразие порождает удивительное многообразие растительного и животного мира. В Коста-Рике втрое больше видов птиц, чем во всей Северной Америке. Более тысячи сортов орхидей. Более пяти тысяч видов насекомых.
В этих местах постоянно появляются новые виды. Подобные открытия случаются в последнее время все чаще и чаще по довольно грустной причине. Коста-Рика теряет свои леса, и обитатели джунглей, лишившись своей естественной среды, переселяются в другие зоны, при этом иногда меняя свои повадки.
Таким образом, появление нового вида было вполне возможно. Но вместе с радостью они доставляли ученым и массу проблем, связанных с возможностью появления новых болезней. Ящерицы были носителями вирусных заболеваний, причем некоторые могли передаваться человеку. Наиболее серьезным из них был центральный энцефалит рептилий, похожий на сонную болезнь и поражающий людей и лошадей. Гутьеррес чувствовал, что ему необходимо обнаружить эту новую ящерицу, хотя бы для выявления возможных заболеваний.
Сидя на берегу и глядя на садящееся солнце, он вздохнул. Возможно, Тина Боумен видела новое животное, а возможно, и нет. Он, Гутьеррес, уж точно его не видел. В это утро он зарядил свой пневматический пистолет стрелами с лигамином и, преисполненный надежд, отправился на побережье. Но день прошел впустую. Ему пора возвращаться, так как совсем не хотелось вести машину в темноте по такой опасной дороге.
Гутьеррес встал и пошел по пляжу. Пройдя немного вперед, он увидел темный силуэт обезьяны- ревуна, семенящей по краю мангрового болота. Гутьеррес отступил назад, к воде. Если ему встретился один ревун, то, наверное, на ближайших деревьях скрываются и другие. А ревуны имели обыкновение мочиться на непрошенных гостей.
Но этот ревун, кажется, был один. Он шел медленно, часто останавливаясь и присаживаясь на задние лапы. Он что-то держал в зубах. Подойдя ближе, Гутьеррес увидел, что он ест. Изо рта ревуна свисал хвост и задние ноги ящерицы. Даже издали были заметны коричневые полосы на ее зеленом теле.
Гутьеррес бросился на землю и прицелился. Ревун, привыкший к безопасной жизни в заповеднике, с любопытством уставился на него. Он не убежал даже тогда, когда мимо просвистела первая стрела, не задев его. Когда вторая стрела глубоко вонзилась в его бедро, ревун, издав пронзительный вопль, в котором смешались гнев и изумление, выпустил из зубов остатки своей пищи и бросился в джунгли.
Гутьеррес поднялся на ноги и подошел к тому месту, откуда убежал ревун. Он не беспокоился за обезьяну: доза транквилизатора была так мала, что могла вызвать лишь головокружение на несколько минут. Он уже думал о том, как поступить со своей неожиданной находкой. Сам он напишет предварительный отчет, а останки ящерицы, естественно, нужно отправить в Соединенные Штаты для окончательной идентификации. Но кому их отправить? Признанным экспертом был Эдвард X. Симпсон, почетный профессор зоологии Колумбийского университета в Нью-Йорке. Симпсон, элегантный пожилой мужчина с зачесанными назад седыми волосами, был первым авторитетом в мире по классификации ящериц. Марти склонялся к мысли послать свою ящерицу именно доктору Симпсону.
Нью-Йорк
Доктор Ричард Стоун, заведующий лабораторией тропических болезней (ЛТБ) Медицинского центра Колумбийского университета, часто говорил, что название лаборатории ассоциируется с гораздо более крупным учреждением, нежели их лаборатория. В начале XX века она занимала весь четвертый этаж здания Центра биомедицинских исследований. В то время усилия целых коллективов специалистов были направлены на борьбу с такими бедствиями, как желтая лихорадка, малярия и холера. Но благодаря успехам
