— Зови меня Пит. Вернее, дядя Пит… Видишь ли, я твой дальний родственник. Точнее, далекий потомок.
— Далекий? А… сколько лет прошло? После меня?.. Главное, что он поверил. Половина задачи была решена.
— Много, Петушок. Примерно сто лет… Он почему-то разочаровался:
— Ну, это не так уж много. Я думал, тыща…
— Век — это тоже немало.
— Да, пожалуй, — снисходительно согласился он. И вдруг спохватился: — Да, немало! И тогда…
— Что?
— Тогда… откуда вы столько про меня знаете? И что я… Петушок? И про Нохрю! И даже… что «гусиная лапка» у меня!
Вот так он меня припечатал! И что здесь придумать, я не знал. И… надо ли придумывать? Имею я право что-то скрывать и прятаться от судьбы, если уж случилось такое?
И я сказал как можно небрежнее:
— Да потому что, Петух, я — это ты. Только через много лет. Он вскочил. И — надо же! — так озорно, будто во время уличной игры:
— Вот это да!
— Именно «вот это да». Так хитро свело наши пути время…
— Значит, я и вы… и ты… одно и то же?
— Почти. По крайней мере, если верить Полозу, душа у нас одна на двоих…
— Нет. Не верю, — вздохнул он.
— Не веришь в живую душу? — удивился я. Потому что сам в его годы, по-моему, верил.
— Я не про то, — насупился он в темноте. — Просто мы не похожи.
— Вот вырастешь, будем похожи.
— Не хочу я, — пробормотал Петька. — С чего это я буду таким толстым… — Он сел и обиженно засопел.
— Ах вот оно что! — не удержался я от смеха. — Ну и не будь! Не потолстеешь, если станешь следить за собой и делать зарядку.
— А вы почему не делали? — подозрительно спросил он.
— Да так вот… работа затягивала. Про все забываешь, когда уходишь с головой…
— А какая у вас… у тебя работа?
— Долго объяснять. Потом расскажу. В общем, связано это с загадками времени и с дальними звездами.
— Ух ты… Ну тогда ничего, что ты толстый.
— Я так же думаю.
— В конце концов, ты все равно больше ста лет прожил. Сейчас так подолгу живут, да?
Ох, он ведь ничего про меня не знал!
— Нет, Петь, тут другое дело. Я часть жизни провел на «Игле». Ну, это вроде корабля для путешествий в межзвездном пространстве. Там время идет иначе, вот и сэкономил полвека. Недавно вернулся, а здесь уже все другое. Мы с тобой, можно сказать, оба новички в этом мире… Так что давай держаться друг за друга.
Я опять хотел обнять его за плечо, но он толчком отодвинулся. И сказал резко:
— Нет, я вам не верю.
— Но почему?! Петушок…
— Потому что так не бывает.
— Бывает! Раз случилось… Ну хочешь, расскажу такое, что знаем только мы. Например, как ты… как я в детском саду влюбился в Наташку Ракитину и как плакал потихоньку, когда она убегала играть с Вовкой Гуляевым? Или как вечером под одеялом шептал специальную считалку, чтобы не приснилось страшное:
Или… про кораблик…
Петька слушал не дыша, и я чувствовал, как натянута в нем каждая жилка. Потом он расслабился и возразил утомленно:
— Нет… Наверно, здесь, в будущем, просто научились читать чужие человеческие мысли. А чтобы вы — это я, все равно не может быть…
— Да почему?!
Петька сказал печально и снисходительно:
— Сами посудите. Если Полоз перенес меня сюда, как вы смогли там вырасти и сделаться вот таким? Ведь вас там не стало!
Вот умница! Я загордился Петькой и, значит, собой. Такой вот рассудительный мальчик!
— Ты мыслишь совершенно логично. Только Полоз не переносил тебя… то есть меня… то есть… тьфу! Не переносил никого из нас сюда в натуре. Он как бы сделал фотоснимок, а по этому снимку воссоздал здесь такого же в точности пацана. Вот и оказалось, что Петька Викулов — и там, и здесь. И один из них успел вырасти… В общем-то никаких чудес, просто новейшая наука и техника…
— Это значит… я искусственный, что ли?
Вот еще одна психологическая проблема! И сколько их еще впереди!
— Петька, ты абсолютно настоящий! Посмотри на себя, прислушайся к себе… Ну стукни себя по глазу — будет настоящий синяк! У искусственных разве бывают синяки?
Он с минуту обдумывал мой аргумент.
— Нет, не верю.
— Ну и дурак, — обиделся я. Совсем как маленький Петька. Видимо, это подействовало на него убедительнее всего.
Он опять подсел вплотную. Прижался боком, будто братишка. Или сын, или внук… Передернул плечами, снова зябко потер ноги и голые локти. От воды несло прохладой, плескали у камней небольшие волны, и порой от них долетали брызги. Я стянул куртку и укутал Петьку с ногами. Он благодарно посопел. Но затем вновь упрямо напружинил под курткой плечи. Прошептал даже не мне, а себе:
— Есть одно самое-самое доказательство, чтобы я поверил…
— Господи, какое еще…
— Родинки… они ведь не исчезают у человека никогда в жизни…
— Ох и негодник ты, Петух, — сказал я с облегчением. — Ну что же, пойдем. Здесь-то темно.
Мы поднялись на площадку, где светил фонарь. Там по-прежнему было пусто.
— Смотри, Фома неверующий! — я повернулся к Петьке спиной и рывком задрал рубашку до шеи. И почуял, как Петька тепло дышит мне в спину.
Он тихо выдохнул:
— Похожая. Только выросла маленько…
— Ну так и сам я вырос!.. Убедился? — и я опустил рубашку.
— Ага… «Фома неверующий» — это тетя Глаша так говорила.
— Это когда дядя Костя просил денег на опохмелку, а она уверяла, что нету… — подтвердил я. И сразу испугался: «А вдруг вспомнит про маму».
Но Петька тоже чего-то испугался. Как-то обмяк, осунулся.
— Ой… — Что?
— А этот… Полоз… он говорил, что я могу исчезнуть, раз я ненастоящий… Раствориться…
Тут страх сжал и меня. Сотряс крупным ознобом. Но я — ради Петьки — скрутил этот страх. И,
