— Не-е! Это Петька Жмых ловит!
— Ладно, пойдем, — снисходительно говорил Сивка мне. Он тут был свой среди своих. Двигался уверенно, убегал вперед. Перестал хромать. Иногда вскакивал на рельсы и балки, шел по ним, балансируя, и его клетчатые штаны парусили на ветерке…
Когда Сивка убегал далеко, мне делалось не по себе, как мальчишке в чужом квартале с недобрыми жителями. Но в конце концов я освоился.
Взрослые обитатели Пристаней ни о чем нас не спрашивали, провожали глазами с любопытством, но молча. Похоже, что весть о нас по здешней, невидимой мне связи уже разнеслась по Пристаням и все знали, кто я и зачем пришел.
Дымили у хибар железные печурки. Худые, небрежно одетые тетки возились у них с кастрюлями и сковородками, пахло жареной рыбой. Молодые мужики похмельного вида кучками стояли на поросших сурепкой лужайках. Один спросил вежливо:
— Закурить не найдется, сударь? Я развел руками: не курю, мол. Он сказал покладисто:
— Ну ничего, шагайте. Только через «Пассаж» не ходите, мало ли что.
Ребят Петькиного и Сивкиного возраста встречалось мало: видать, были заняты где-то своими делами и промыслами.
В колючках паслись клочкастые козы. В тени лежали добродушные псы. Смотрели желтыми глазами и ни разу не гавкнули. Сивка горделиво сообщил:
— Кыс ни капельки не боится собак. А они его боятся. Знают: чуть что — он сразу по мордам. Когтистой лапой…
— Молодец Кыс… Сивка, скоро придем?
— Ага, скоро…
Я, конечно же, думал прежде всего о Петьке. И тем не менее оглядывался с любопытством. Это надо же, чтобы в наш электронный и межпланетный век, в большом городе сохранились и жили своей независимой жизнью такие вот… Пристаня.
Конечно, убогость, бедность, безделье, воровство и наверняка все прочие «прелести» трущоб, но все же… все же казалось мне, что есть тут какая-то своя романтика. И загадочность.
«Это потому, что смотришь со стороны, — ехидно одернул я себя. — А вот пожил бы здесь…»
Но завороженность этим «нетеперешним» миром не оставляла меня.
Порой попадались совсем фантастические сооружения: круглая приземистая башня из кирпича, опоясанная спиралью железной лестницы и увенчанная невесть как закинутым туда маленьким катером с пробитыми бортами. Каменная аркада, будто перенесенная сюда из развалин средневекового города. Гулкий, пустой внутри ангар с кружевом железных перекрытий под крышей, а в нем, посередине, громадная безголовая статуя какого-то деятеля в мундире с эполетами…
Несмотря на совет мужика, пошли мы и через «Пассаж». Сивка пренебрежительно сказал:
— Вот еще, «не ходите»… Там Гошка Заяц живет. «Пассаж» — это было кошмарно длинное здание — то ли бывший склад, то ли барак. Мы шли по замусоренному коридору, а с двух сторон были распахнутые двери, и за ними шла всякая здешняя жизнь: где-то стирали, где-то ругались, где-то спали вповалку. Кто-то стучал клепальным молотком по медному листу, кто-то жарил на сковороде подгоревшие лепешки. Ревели младенцы. И в то же время доносились аккорды пианино (явно не электронного, настоящего). Потом в одной из дверей я увидел девушку на подоконнике — ну будто с портрета девятнадцатого века: с косой, в просвеченном солнцем желтом платье, с книгой на коленях. Девушка рассеянно взглянула на нас и перелистнула страницу… А из одной двери, перегороженной дощатым прилавком, старичок, похожий на часового мастера, спросил:
— Господина, случайно, не интересует то, что стреляет? Имеется выбор…
— Спасибо, у него есть, — гордо отозвался Сивка.
— Прощения просим…
Казалось, не будет конца у этого дома-улицы… Но все же нот он, конец. Шагнули опять в траву. И Сивка вдруг завопил:
— Гошка! Зайчик!
Подбежал к нам белобрысый, чуть раскосый мальчишка лет шести, в какой-то немыслимой мешковине до колен. С робким восторгом уставился на Сивку.
— Дядя Питвик, это Гошка. Ну, тот самый, который тогда с нами… — Сивка оттащил Зайчика в сторону, что-то зашептал ему. Тот неуверенно улыбался, мигал. Кивал.
Наконец Сивка взял меня за рукав:
— Идемте…
А Гошка Заяц, приоткрыв рот, смотрел нам вслед.
— Что ты ему сказал? — поинтересовался я.
— Объяснил про вас… А еще — что скоро возьму его к себе.
— К себе… то есть к отцу Венедикту? — Ну да!
— Ты думаешь, отец Венедикт обрадуется? — не удержался я.
— Ага!.. Мы же с Зайчиком как братья.
— П-понятно… Сивка, а долго еще идти?
— Не-а…
Пристаня тянулись по берегу бывшего оврага, который после затопления сделался узким заливом или, вернее, этакой извилистой бухтой. Одно время бухту использовали для стоянки всякого мелкого флота и старых, списанных судов. Потом все хозяйство оказалось заброшенным, тогда-то и начал расти здесь этот фантастический, никакими планами и законами не предусмотренный поселок. Убежище тех, кто не нужен Республике (и кому Республика тоже не нужна).
Многие тропинки вели к берегу. Сюда же тянулись рельсы узкоколеек. Решетчатые мостки, развалившиеся причалы, разбитые и обгорелые дебаркадеры занимали почти всю границу воды и суши.
Скоро места сделались более глухими. Больше стало необитаемых развалин и широких, поросших белоцветом пустырей.
На краю такого пустыря, прижимаясь к остаткам бетонной косой изгороди, стояло жилище Китайца. Стены обмазаны глиной, крыша — из днища старого катера. Китаец сидел у распахнутой двери. Колупался в обрезках жести. Двухлетняя девочка в замурзанном платье возилась у его ног с ярким пластиковым корпусом компьютерного стереокомбайна. Воззрилась на меня и на Сивку, мусоля большой палец.
— Дайка, привет… Дядя Кий, это отец Пита. Пит думает, что он погиб, а он — вот… — У Сивки был явный талант излагать в двух словах трудные ситуации.
Китаец был старый, с темной негритянской кожей. Но явно китаец, не негр. Он, видимо, как и многие, уже слышал про нас. Глянул невозмутимыми, с резким блеском белков глазами, покивал с буддийским спокойствием:
— Отец — хорошо. Петька будет рад… Да, он очень будет рад… Девочка, не соси палец. Ай, какая девочка, что скажет дядя…
— А он где, Петька-то?! — не выдержал я.
— Гуляет. Он гуляет. Кыс гуляет. Чего еще делать? У нас всегда есть время… Вот и ходит. Наверно, где Сор-гора ходит. Я сказал: «Петька, собирай всякую мелочь, банки, склянки, кусочки, будем делать солдатиков. Сделаем много, деньги будут, тебе штаны-фуфайку купим, скоро осень, как без них?» Не знали, что папа приедет. Он не знал, я не знал…
— Где эта Сор-гора? Сивка дернул меня:
— Пойдем, дядя Пит!
Оказалось, что Сор-гора — это холм на месте старой заросшей свалки. Рядом с Пристанями. Там, если постараться,
отыскать можно что хочешь. Вот пристанские мальчишки и ходят туда за добычей.
— Дядя Пит, не горюй! Там-то мы его точно найдем!
