службы, любой брандмейстер почтет за честь взять ее на работу в качестве сигнальной сирены, даже без оглядки на то, что она государев отпрыск!
— Быстрее… сюда!
Я ясно услышал топот множества ног. Это подоспевало подкрепление. Гвардейцы — ребята крепкие и физически подготовлены куда лучше меня с Макаркой. Мы и в самом деле давно ничего тяжелее бутылки не поднимали. Дед-легкоатлет не в счет… Мне наконец-то удалось дрыгнуть ногой так, что пятка вывернулась из необычно цепких пальчиков милой царевны, и я пополз по подземному ходу, проваливаясь в выбоины и угрюмо напевая себе под нос песенку:
— За ними! Ну что же вы стоите!
Ответом был какой-то нестройный ропот. Поняв, в чем дело, я сначала возликовал, а потом холодный, беспричинный животный страх стал по капле входить в мои жилы: гвардейцы ОТКАЗЫВАЛИСЬ лезть в пролом!.. Честно говоря, у меня было сиюминутное позорное желание вернуться обратно, попасть в руки крепкого караула, ведь не изверги же они!.. Что угодно, лишь бы не лезть в черное чрево земли, навстречу неизвестно чему или, что будет куда точнее, неизвестно кому… То есть я баюкал себя иллюзией, что мне это неизвестно, но перед глазами уже колыхались свирепые морды, и сидел, сидел в ноздрях острый запах звериного мускуса…
Я услышал голос царевны:
— Вот как? Гвардейцы, мужчины, храбрецы?! Дайте мне пистолет! Вот ты, с усами…
Грохнули два выстрела. Очевидно, царевна стреляла в пролом с целью зацепить кого-нибудь из нас. Вот чертова баба… Да что рассуждать о целях!.. Хорошо, что туннель немного изгибался и пули ушли в грунт, а иначе повалился бы я с простреленной задницей или чем похуже, и пиши пропало! Вот ведь сумасбродная девка! Точно так же, как мне не везет на сержантов, в последнее время мне решительно ВЕЗЕТ на сумасшедших баб! Одна Баба-яга чего стоит, а ведь есть еще Чертова и Дюжина, а в Истинном мире коптят воздух Людмила Венедиктовна Лескова и добрая соседка тетя Глаша! Да и Лена в наш последний разговор в подъезде не отличалась здравомыслием… Я сглотнул. Что о Лене?.. Тут и без нее хватает. Племяшка Нина… А теперь вот эта бешеная царевна Лантаноида (Лана, Таня, Ида — нужное подчеркнуть) с пистолетом в пляшущих от злости руках!
Мы проползли по норе, верно, метров пятьдесят или около того, когда я услышал — еще доходили звуки голосов! — следующий примечательный диалог:
— Вот, значит, как вы стережете государственных преступников?..
— Но, ваше высочество…
— Так я сама покажу вам! Попляшете у меня! Не подходи!..
— Вы куда, вы куда, ваше высо… Туда нельзя! Нельзя туда!!! — Вопящий мужской голос сорвался и перешел на хрип. — Ну вот! Она полезла! Так! Сидюкин, Смирнов! За ней — в пролом — шагом аррррррш!!!
Я насторожил слух. Наверно, эта сумасшедшая девчонка полезла в пролом с пистолетом! Вот только этого нам еще не хватало до полного счастья — быть сопричисленным ангелам! Ведь, судя по этой царевне, она не поколеблется стрелять в упор! Я глухо застонал и толкнул Макарку в его неповоротливый круп: мол, быстрее, быстрее, у нас на хвосте погоня, да какая!.. И тут голос Чертовой:
— Ладно, стойте здесь! Тоже мне мужчины! Гварррр… дейцы! Параська, давай-ка, свертывайся — нам
Звуки, и без того с трудом долетавшие до моих ушей, отдалились еще больше и превратились в гулкое бормотание, надсадный бубнеж в ушах, как будто сама земля, взявшая нас в свой непроглядный плен, нашептывала что-то невнятное, натаптывала наш слух. Я отпихнул Макарку и, протиснувшись мимо него, настиг дедушку Волоха. Он полз следом за Нинкой. Вот отчаянная девчонка!.. А еще говорят, что дети боятся темноты. Конечно, на мою племянницу это не распространялось, с самых пеленочных лет любимым потешным аттракционом для нее было залезть в сундук и сидеть там, пока родня сбивалась с ног в ее поисках. Но чтобы НЕ БОЯТЬСЯ темноты до такой степени!.. Наверно, в Нинке в самом деле есть что-то от чертенка, отчаянно смелого и задорного, которого легче поднять на вилы, чем напугать.
— Немедленно остановитесь! — послышался где-то позади голос царевны, показавшийся мне слабым и задыхающимся. Но я-то знал, что голос предательски искажен этими земляными стенами, а на самом деле Лантаноида Урановна, дочь такого же сумасшедшего папаши, вопит не хуже индейца, вышедшего на тропу войны. — Останови… тесь-тесь-тесь!
— Ниночка, давай я поползу первый, ты же ничего впереди себя не видишь, — сказал я, обгоняя племянницу. Только сейчас мне пришло —в голову, что мои спутники передвигаются вслепую, на ощупь, ведь у них нет шапки Белого Пилигрима! Выйдя на лидирующие позиции в этой своеобразной гонке по прорытому тоннелю, я заработал ногами и руками еще активнее, хотя конечности уже начинали отказывать и не желали повиноваться. Тоннель изгибался, как внутренняя полость неизмеримо огромного удава. За любым поворотом, на любом спуске и подъеме я ожидал увидеть красноватые глаза, пылающие бессмысленной, животной яростью, — глаза одного из тех, кто рыл эту нору! Собственно, ползя первым, я подвергался не большей опасности, чем когда замыкал нашу процессию: сейчас мне угрожала только предположительная, гипотетическая опасность, в то время как преследующая нас по пятам злобная царевна с пистолетом в руке была вполне состоявшейся реальностью!..
Подземный ход вдруг нырнул под уклон так круто, что я едва не покатился вниз. И еще мне показалось, что температура воздуха в норе, по которой мы ползли, начала падать. Существенно падать. С каждым преодоленным метром я кожей чувствовал, что еще недавно мягкий, довольно теплый воздух холодеет, становится колючим, начинает продирать по коже, а потом вцепляется в нее пучком острых колючек… Первыми начали неметь ноги, согнутые в коленях, и пальцы рук. Разбитая о дверь подземелья рука и без того болезненно ныла, а теперь она и вовсе начала терять чувствительность. Сзади кто-то пробурчал, что пора бы включить отопление. По всей видимости, это был Макарка, а у этого индивида под отоплением понималось сугубо одно и то же. То, что булькало у него за пазухой. Я вывернул шею и спросил у Нинки, которая время от времени задевала меня за ноги:
— Ну, ты как там? Холодно, Ниночка?
— Бр-р-р… Илюшка, а мы еще долго?.. А то я кушать хочу и вообще… И холодно. Я же могу простудиться, а мама всегда ругается, когда она забирает меня от тебя простуженной.
