с ним пили как сумасшедшие. Потом он что-то шепнул тебе, а ты сказал: «Веди меня, брат». Я хотел задержать вас, но ты о-обозвал меня слепым недоумком. И ушел, а догнать тебя я не м-мог. По причине о- отсутствия зрения.
Фенби нервно моргнул и поправил очки. Старые, кое-где скрепленные нитками.
Джек почесал лоб и вздохнул.
— Да, парни. Как ни крути, виноват во всем я. Но… не только, ибо мне помогли. — Он кивком указал на Горация. — Со мной сыграли подлую шутку. Очень подлую. И даже хуже.
— Хуже? Что может быть хуже? — осведомился Ид.
Понизив голос, Джек ответил:
— Я сдал судье не гинеи.
— Что ты хочешь этим сказать? — вскинулся Маркс.
Джек дважды мотнул головой, вначале — от раздражения, потом — от боли.
— Что я сказал, нетрудно понять. Тот, кто украл у меня эту ночь, стащил и наши деньги.
Могавки застонали.
— То есть если ты проиграешь, мы будем о-опозорены? — неуверенно пробормотал Фенби.
— Вот именно, — сказал Ид. — А потому…
— Я выиграю, — заявил быстро Джек. — Но дело не только в этом. Моему братцу прекрасно известно, что в чепце нет гиней. Он найдет способ туда заглянуть. Даже если продует. — Его рука вскинулась, призывая могавков к молчанию. — Так что в конце матча приготовьтесь к прорыву. — Он указал взглядом на дверь. — Нам придется смываться с обеими ставками, и как можно скорее.
— Джентльмены, займите свои места, — призвал судья.
Джек с тяжким вздохом — голова его снова раскалывалась — поднялся со скамьи. Потянувшись к стойке, он принялся перебирать кии, катая их по сукну, пока не нашел самый ровный. Что-то забулькало у него в животе.
— Притащите-ка мне, ребята, воды. Ведерко. А лучше — пару. Одно пустое.
Он вразвалочку пошел к центру стола. Судья принялся излагать правила матча.
— Победитель определяется по результатам двух или трех игр. Первые две ведутся до ста очков, третья, если она понадобится, до последней песчинки в верхней склянке песочных часов.
Пока он объяснял систему норм и ограничений, принятых в «Золотом ангеле», Крестер придвинулся к Джеку.
— Ты — дешевый мошенник, — заговорил он краешком губ. — Твой чепец так же пуст, как сердце еврея! Может, мне рассказать о том всем?
— Валяй. А я в свою очередь расскажу, откуда тебе это известно. Что твой наемник накачал меня спиртным, обворовал и оставил у шлюхи. И все поймут, что мошенник ты, а не я.
— У тебя нет доказательств. А у меня они будут, как только я вскрою твой, — он фыркнул, — кошель.
— Так я и дам тебе это сделать.
— Куда ты денешься, когда я тебя разгромлю?
Это был все тот же конфликт, длившийся уже целую вечность, и Джек презрительно усмехнулся.
— Угу, попытайся, сопляк.
Судья подступил к ним с зажатой в пальцах монетой.
— Ваше слово, сэр, — обратился он к Крестеру.
— Орел.
От блеска вращающегося в воздухе шиллинга у Джека застучало в висках.
— Решка! Ваш выбор, сэр.
Джек осторожно тряхнул головой, та отозвалась взрывом боли. Любой предмет, попадавший в поле его зрения, немного двоился и словно плыл вбок. Он взглянул на шары. Красный стоял справа — в положенной точке, два меченых белых — на линии слева.
— Пусть начинает, — сказал он судье, но принятое решение диктовалось тактическими соображениями лишь отчасти, ибо все его познания о бильярдной игре словно бы выветрились из похмельного мозга.
Крестер ударил, а Джек прикрыл глаза в неимоверном усилии пробудить свою память. И — о чудо! — та пробудилась, но не от судорожных умственных потуг, а от стука, легчайшего четкого стука. Этот стук, чистый стук слоновой кости о слоновую кость, словно бы в один миг прокрутил перед его мысленным взором череду ярких воспоминаний. Начиная с момента, когда отец впервые вручил ему кий. Этот стук! Непередаваемый, характерный, манящий, он всегда отзывался в нем сладкой музыкой. Как в фешенебельном клубе «Сен- Джеймс», так и в низкопробных тавернах, чьи мутные воды населяли подлинные акулы этой захватывающей, обдающей душу холодящим восторгом игры. В часы досуга они допускали к столу школяра и, понимая, что с того нечего взять, снисходительно позволяли ему оплачивать их выпивку и закуску.
За первым стуком последовали еще два, что объяснялось либо высокой степенью мастерства, либо удачливостью кузена.
— Три очка за посыл в лузу цветного через чужого, — объявил судья, выуживая из сетки красный шар и устанавливая его на отметку.
Крестер, окрыленный успехом, покосился на Джека и, озадаченный тем, что глаза того крепко зажмурены, дернул в момент следующего удара рукой. Шары его встали в футе от борта и друг от друга.
— Ваша очередь, сэр, — выдавил он сквозь сжатые зубы.
Джек поставил свой шар и отступил от стола, деловито намазывая кий мелом. Его братец блестяще начал партию сложным ударом, а на простенькой комбинации киксанул. Это наводило на мысли. В памяти его всплыли слова одного из наставников: «Все уловки весьма нехитры, молодой господин. Каждый дурак способен их освоить. По сути, сэр, это очень простая игра. Побеждает тот, кто действует проще».
Он опять присмотрелся к столу. Более эффектно было бы ударить по двум целям сразу, то есть выполнить карамболь, заставив белый шар соперника загнать в лузу цветной, а потом разыгрывать комбинацию снова и снова, набирая внушительные очки. Однако вместо всего этого Джек тупым концом кия небрежно ударил по красному шару, и тот, лениво отскочив от борта, закатился в лузу соседа.
— Красным в лузу, засчитано, — сказал судья, вынимая шар и выкатывая его на поле. — Три очка.
Все поняли, что Джек предпочел надежный путь авантюрному.
— Он мандражирует, — заявил с нарочито сильным сомерсетским акцентом Гораций. — Вы бызтро зделаете его, зэр.
Джек улыбнулся, неспешно выбирая позицию. Поскольку партия шла не на время, он мог даже без особой причины тянуть его, примеряясь к простейшим ударам, а потом с тщанием выполнять их и тем самым не подпускать братца к столу.
Красный шар был взят в работу, и с его помощью Джек довел счет до сорока пяти очков, после чего небольшая неточность отставила его от стола. К счастью, совсем ненадолго, ибо Крестер, набрав десять очков, позорно провалил карамболь, и три шара соблазнительно сгрудились у короткого борта. Загнать их в лузу было проще простого.
— Не упусти свой шанс, Абсолют, — закричал Маркс.
— Ты прекрасно знаешь, что я постараюсь, — откликнулся Джек.
Легкими щелчками он стал посылать шары в сетку, даже не особенно целясь и едва при том не зевая. Судья монотонно, как метроном, считал: «Два. Два. Два». Плечи болельщиков из Харроу опускались все ниже.
Набрав девяносто семь очков, он забил красный дуплетом в среднюю лузу.
— Три очка, красный, победа Вестминстера, — объявил судья.
Джек аккуратно поставил свой кий на стойку и был моментально окружен однокашниками, восторженно похлопывавшими его по спине. Эти приветствия отнюдь не оказали благотворного влияния на его самочувствие, и Джек постарался как можно скорее плюхнуться на скамью. В игре он забыл о своем состоянии, а теперь ему сделалось совсем худо.
— Воды, — простонал он, — воды.
— Ты в порядке, Джек?
Фенби, передавая ведерко, обеспокоенно посмотрел на него.
