— Не знаю, если только… — он вдруг остановился.
— Если только что?
— Дайте мне нож. Любой нож. — Голос Филипса звучал взволнованно.
Хелен, поражаясь странностям босса, взяла нож из масленки рядом с кофейником. Возвратившись в кабинет, она от неожиданности поперхнулась.
Филипс вынул из банки с формальдегидом человеческий мозг и клал его на газету; при этом извилины блестели в свете от статоскопа. Борясь с подступившей тошнотой, Хелен смотрела, как Филипс отрезает от затылочной части неровный ломтик. Он положил мозг обратно в формальдегид и бросился к двери, неся ломтик мозга на газете.
— И кроме того, жена доктора Томаса ждет вас в кабинете миелографии, — сказала Хелен, видя, что Филипс уходит.
Мартин не ответил. Он быстро направился по коридору к темной комнате. Прошло несколько минут, прежде чем его глаза адаптировались к тусклому красному свету. Он взял лист неэкспонированной пленки, положил поверх ломтик мозга и убрал все это в настенную полку. Заклеив дверцу лентой, он добавил еще записку: «Неэкспонированная пленка. Не открывать!
Доктор Филипс.»
Дениз позвонила в гинекологическую клинику по окончании совещания. Если уж оценивать работу сотрудников, то им лучше не знать, что она врач, поэтому Дениз сообщила только, что работает в университете. Ее удивило, что регистратор предложила ей подождать. Когда трубку взяла следующая сотрудница, Дениз поразило количество информации, требуемое клиникой для записи к врачу. Они просили сведения об общем состоянии здоровья, включая даже неврологические данные, а также гинекологическую информацию.
— Рады будем вас видеть, — произнесла женщина, наконец. Кстати, могу записать вас на сегодня.
— Нет, сегодня у меня не получится. А можно на завтра?
— Хорошо. Скажем, на одиннадцать сорок пять?
— Отлично. — Положив трубку, Дениз не могла понять подозрений Мартина по поводу клиники. Первое впечатление было очень хорошим.
Приблизив лицо к рентгенограмме спинного мозга, Филипс пытался разобраться, что же хирург- ортопед сделал со спиной миссис Томас. Похоже, что ей была проведена обширная ламинэктомия в районе четвертого поясничного позвонка.
В это время дверь кабинета резко распахнулась и в кабинет ворвался разъяренный Голдблатт. Лицо его пылало, очки сползли на самый кончик носа. Мартин взглянул на него и вновь обратился к снимкам.
Такое невнимание усилило ярость Голдблатта. — Ваша наглость возмутительна, — прорычал он.
— Мне кажется, вы ворвались сюда без стука, сэр. Я в ваш кабинет без разрешения не входил. Полагаю, что могу рассчитывать на то же и от вас.
— Ваши последние действия в отношении частной собственности не дают вам права рассчитывать на такую вежливость. Маннергейм на рассвете разбудил меня с криком, что вы вломились в его исследовательскую лабораторию и украли образец. Это верно?
— Взял на время.
— Взял на время! Боже! — закричал Голдблатт. — А вчера вы просто взяли на время труп из морга. Какой бес в вас вселился, Филипс? Вы хотите совершить профессиональное самоубийство? Тогда скажите мне об этом. Так будет легче для нас обоих.
— Это все? — спросил Филипс подчеркнуто спокойно.
— Нет! Это еще не все! — продолжал кричать Голдблатт. — Клинтон Кларк говорит мне, что вы приставали к одному из его лучших стажеров в клинике гинекологии. Филипс, вы с ума сходите? Вы же нейрорадиолог! И притом хороший — в противном случае вы бы пробкой отсюда вылетели!
Филипс молчал.
— Беда в том, — продолжал Голдблатт уже без прежней злости, — что вы выдающийся нейрорадиолог. Послушай, Мартин, я тебя прошу некоторое время не высовываться. Я знаю, что Маннергейм может кого угодно допечь. Просто не трогай его. И упаси тебя Бог лезть в его лабораторию. Этот тип не допускает туда никого, ни в какое время, не говоря уж о тайном проникновении ночью.
Только сейчас Голдблатт дал себе возможность осмотреться в хаосе кабинета Филипса. При виде невероятного беспорядка у него начала отваливаться челюсть. Повернувшись к Филипсу, он с минуту молча на него смотрел.
— На прошлой неделе у тебя все было в порядке и ты отлично работал. Тебя с самого начала готовили к руководству этой службой. Я хочу, чтобы ты опять стал прежним Мартином Филипсом. Я не могу понять ни твоих последних действий, ни состояния твоего кабинета. Но могу тебе сказать вот что: если ты не одумаешься, тебе придется искать другое место.
Голдблатт резко повернулся и вышел из комнаты. Филипс молча смотрел ему вслед, не зная, злиться или смеяться. После всех его мыслей о независимости возможность быть уволенным просто ужасала. В результате Мартин развил кипучую деятельность. Он носился по всему отделению, проверял все текущие снимки, в нужных случаях что-то предлагал. Он проработал все накопившиеся за утро снимки. Потом он лично занялся трудным случаем и снял левую церебральную ангиограмму, убедительно показавшую, что хирургическое вмешательство не требуется. Собрав студентов, он прочел лекцию по компьютерной аксиальной томографии, приведшую их в состояние восторга или полного непонимания, в зависимости от уровня их внимания. В промежутках он загружал Хелен ответами на всю почту, накопившуюся за последние несколько дней. Помимо всего прочего, он поручил клерку систематизировать массу черепных снимков в кабинете, так что к трем часам смог даже пропустить через компьютер шестьдесят старых снимков и сравнить результаты со старыми описаниями. Программа действовала превосходно.
В три тридцать он высунулся из кабинета и спросил Хелен, не звонила ли Кристин Линдквист. Она отрицательно покачала головой. Зайдя в рентгеновский отдел, он поинтересовался у Кеннета Роббинса, не появлялась ли она здесь. Тоже нет.
К четырем часам Филипс пропустил через компьютер еще шесть снимков. И вновь машина показала себя лучшим радиологом, чем Филипс, обнаружив следы кальциноза, свидетельствующие о менингиоме. Повторно всмотревшись в снимок, Филипс был вынужден согласиться. Он отложил снимок в сторону, чтобы Хелен попробовала найти этого пациента.
В четыре пятнадцать Филипс набрал номер Кристин Линдквист. Со второго гудка ответила ее соседка.
— Сожалею, доктор Филипс, но я не видела Кристин с тех пор, как она ушла утром в музей Метрополитен. Она пропустила лекции в одиннадцать и в час пятнадцать, а это на нее не похоже.
— Вы не могли бы попробовать найти ее и передать, чтобы она мне позвонила?
— Я постараюсь. Честно говоря, я немного беспокоюсь.
Без четверти пять Хелен принесла на подпись письма, чтобы отправить их по пути домой. Сразу после пяти тридцати заглянула Дениз.
— Похоже, дела немного упорядочились, — отметила она, оценивающе посмотрев вокруг.
— Только видимость, — ответил он, — а в это время лазерный принтер уже тянул снимок из его руки.
Он прикрыл дверь кабинета и крепко обнял Дениз. Ему не хотелось ее отпускать, а когда все же пришлось, она подняла глаза и спросила:
— Интересно, чем я это заслужила?
— Я весь день думаю о тебе и вспоминаю эту ночь. — Ему отчаянно хотелось поговорить с ней о сегодняшних угрозах Голдблатта и сказать ей о своем желании, чтобы она осталась с ним на всю жизнь. Беда только в том, что у него не было времени хорошенько подумать; он не хотел еще ее отпускать, но и хотел побыть один, хотя бы недолго. Когда она напомнила о своем обещании приготовить обед, он заколебался. Увидев на ее лице обиду, он сказал:
— Я вот о чем думаю: если у меня все хорошо пойдет с этими старыми снимками, то в субботу вечером
