Чёрная молния

даже когда им приходится втирать в рану песок.

Мы оба засмеялись. Потом я снова спросил:

– Разве вы еще несовершеннолетняя?

– Мне скоро восемнадцать, – ответила она и пожала плечами.

Возле ключиц у нее впадинки, и я решил, что мне больше по душе худощавые девушки, чем толстухи. Она взглянула на меня, и я подумал, что ни у кого, даже у Мэрилин Монро, нет ни таких глаз, ни таких рук, по которым, кажется, проходит электрический ток. Нет, она совсем не похожа на кинозвезду: две маленькие груди, как яблоки на гибком теле, а бедра чуть шире, чем у мальчишки. Но в первый раз за всю свою жизнь я понял смысл слов, которые выискивала в журналах моя мать: «стройная», «тонкая», «грациозная» и т. д.

Двое малышей, Питер и Тоффи, еще не доросших до школы, возились возле нас на песке, словно лягушата, а Викинг, неистово лая, то и дело подходил ко мне, тыкался своим мокрым холодным носом, лизал языком. Он все еще просил у меня прощения, но я не держал зла на него. Совсем наоборот.

Иметь протекцию хорошо, но популярность на этом не завоюешь. Поэтому я решил возвратиться к прежнему занятию – высчитывать траектории для полковника. Я хочу остаться в этих местах. А чистить картошку не так уж приятно, особенно теперь, когда наши парни явно не прочь от меня отделаться.

Моя математическая совесть говорила мне: то, что мы делаем, никоим образом не может быть использовано этими кровожаднейшими типами, уцелевшими со времен войн с зулусами. Мы просто-напросто забавляемся. За те несколько часов, что остаются у меня от медицинских процедур, я делаю куда больше, чем полковник, капитан, лейтенант, их вычислительная машина и логарифмические линейки за три месяца. А посмотрели бы вы, что у них за результаты. Если бы кто-нибудь решился воспользоваться их расчетами, он неминуемо провалился бы в преисподнюю. Было бы здорово, если бы это случилось с некоторыми. Но беда в том, что и другие погибнут вместе с кровожадными сволочами.

Только такой болван, как полковник, может интересоваться расчетами траекторий на пять или пятнадцать миль в то время, как межконтинентальные баллистические ракеты преодолевают расстояние в тысячи раз большее в любом заданном направлении. Теперь я понял, почему отчим считает, что только физическое уничтожение всех генералов и высших чинов в момент, когда прозвучит последний выстрел войны, – гарантия от новых войн. Нет, все же в нем что-то есть, в этом парне, хотя он и заискивает перед теми же генералами.

В воскресенье я снова увижусь с детьми и с Занни. Все они очень забавные, но, конечно, Занни постарше, а значит, интереснее, хотя и с ребятней не соскучишься. Кажется, нет на свете такого, чего бы они не знали о рыбах, крабах, раках, актиниях и других обитателях подводного царства вокруг скал Уэйлера. Вот было бы здорово притащить сюда снасти для подводной охоты! Но нет, это было бы уж слишком, а мне еще хочется протянуть эту веселую волынку с лечением.

Воскресенье. Вечер. О таком и в сказках не прочитаешь, как сказал бы Блю. Конечно, никому и в голову бы не пришло, что нечто подобное могло приключиться с таким неудачником, как я, но сегодня я познакомился с семьей Занни. Вот как все произошло. Полковник проводил этот уик-энд в «Большой Коптильне», как Блю называет Сидней. Капитан же все воскресные дни торчит в городке неподалеку, у своей Шейлы (опять Блю). Остальные разбегаются кто куда и делают, что хотят, лишь бы утром вовремя исполнить свою обязанность по отношению к богу да днем съесть отвратительную баланду, которая по воскресеньям бывает еще хуже, чем всегда, так как повара накануне нализываются до чертиков.

Но возвращаюсь к семье Занни. Я пришел на берег уже к вечеру, как обычно по воскресеньям, и был удивлен; не найдя в Блюдце никого, кроме детей. Нет, они, конечно, забавны, но все же эта компания не для меня. И вот, когда мы плескались, а Викинг, как всегда, истерически лаял, Тоффи, самая младшая из ребят, закричала:

– Смотрите, смотрите, дедушка идет сюда!

И верно, по тропинке через заросли бананов не спеша спускался высокий черный человек, по крайней мере он казался черным при ярком свете. Он был футов девяти ростом, и я в страхе подумал, уж не хочет ли он лишить меня жизни, хотя для этого вроде не было причин, разве что я нарушил твердые правила Уэйлера, да и лагерные тоже. Человек остановился у кромки воды, волны ластились к его большим ногам, служившим ему, очевидно, такой же верой и правдой, как и руки.

– Вы бы вышли и поздоровались с ним, – посоветовал Ларри.

Я доплыл до мели и, прихрамывая, вышел на берег, чувствуя себя так, словно меня вызвал к себе командир, чтобы дать нагоняй.

Старик был выше меня ростом, худой, но крепкий. Черные с проседью волосы колечками вились у него на голове. Глаза в глубоких глазницах просвечивали меня насквозь, словно рентгеновские лучи. Крупные белые зубы сжимали мундштук старой трубки. Из-за того, что на нем была белая рубашка, шея его казалась еще темнее, и я подумал: в жизни своей мне еще не приходилось встречать более величественного человека. Я даже удивился, услышав свой голос:

– Добрый день, сэр.

«Сэр» было как раз то слово, которое я ненавидел и употреблял лишь под давлением обстоятельств. С какой стати мы должны называть людей «сэрами» лишь потому, что они старше, а стало быть, как правило, и глупее?

– Привет, сынок, – сказал он. – Меня зовут Берт Свонберг, я отец Занни. – Он протянул мне свою большую длинную руку, и моя ладонь совсем утонула в ней.

Тогда я об этом не подумал, а сейчас удивляюсь, почему это я не обиделся, когда он назвал меня «сынком». Возможно, потому, что прозвучало у него это по-дружески, совсем не так, как у моего отца, который беспрестанно вдалбливал мне в голову, что, произведя меня на свет, он получил неограниченное право требовать от меня чего-то. Разумеется, я плевать хотел на все его требования.

– Мы благодарны тебе за Викинга, сынок. Нам очень жаль, что он натворил такое, да и сам он тоже об этом сожалеет.

Викинг уже улегся, положил голову на лапы и виновато поглядывал на нас, будто подтверждая слова хозяина.

– Не стоит об этом говорить, – ответил я. – Мне это доставило удовольствие.