– С чего это, черт возьми, тебе вдруг вздумалось сюда звонить?
– Мне нужно тебя увидеть.
– Это невозможно. В пять у меня заседание.
– Тогда я приеду и буду ждать у дверей твоего кабинета, пока ты не освободишься.
Наступила продолжительная пауза. Тэмпи так сильно прижала трубку к уху, что оно начало болеть. Они не виделись год и три месяца, а как он с ней разговаривает!
Наконец он спросил:
– Ты где?
– В Пассаже.
– А-а.
Снова продолжительная пауза. Затем с бесцеремонностью, так свойственной ему в обращении с другими людьми, но только не с ней, он сказал:
– Жди меня в «Синей птице», но я смогу уделить тебе не больше десяти минут.
Послышался щелчок, и она медленно положила трубку.
«Синяя птица» – кафе, где по-домашнему пекли пшеничные лепешки, подавали кофе с ликером, где было приятно посидеть. Обычно туда заходили отдохнуть в конце дня, проведенного в городе, пожилые дамы из пригородов. В этот час там были всего две посетительницы, которые демонстрировали друг другу покупки, доставая их из доверху наполненных сумок.
Тэмпи села за самый дальний столик в углу зала, заказала кофе, вытащила пудреницу, чтобы как следует разглядеть себя, радуясь, что до прихода сюда два часа провела в парикмахерской.
Она надела серьги с топазами, которые, как говорил Кит, делали ее глаза похожими на глаза тигрицы из Таронга-парка. Это была их шутка. На какой-то миг она почувствовала его губы на своих веках, услышала его шепот: «Нет, наверняка в тебе скрыто что-то такое, чего мне никак не найти. Почему глаза у тебя как у тигрицы?»
Сейчас все это казалось ей таким далеким, словно перед ней проходила чужая жизнь, прожитая другим человеком. Она сидела и думала, сработает ли в ней защитный механизм или все ее самообладание бесследно исчезнет, едва он войдет.
И вот он вошел. В дверях остановился и окинул взором кафе. Когда он сел напротив нее, она почувствовала огромное облегчение – сердце ее не защемило от радости, как бывало всегда, когда они встречались, и не зашлось от боли, как было, когда он ее бросил. Она только очень удивилась, увидев, как изменился он за эти пятнадцать месяцев. Во всем его облике появилась какая-то округлость. И дело было не только в том, что он прибавил в весе. Нет, тут было что-то еще, кроме полноты и оплывшего лица.
Не поздоровавшись, он потребовал чашку кофе и сказал:
– Все это чертовски неудобно.
Она ничего не ответила, бесстрастно размышляя о том, что стоит человеку слегка поправиться – и прежнее впечатление о нем полностью исчезает. Теперь Кит выглядел преуспевающим дельцом.
Когда-то он обожал небрежность в одежде. Теперь на нем был безукоризненно сшитый из превосходного материала костюм с небольшими лацканами и узкий галстук – то есть все то, что американская мода сделала как бы униформой большинства деловых людей.
Он взглянул на часы – новые, золотые, элегантные, самой известной фирмы, очень дорогие. Раньше он всегда подчеркивал, что ненавидит золото. Теперь редактор явно увлекался им, особенно после того, как женился на дочери владельца своей газеты.
Он отхлебнул кофе и сделал гримасу.
– Ужасный кофе. Пойдем лучше в ресторан.
– Но тогда все десять минут мы потратим на дорогу.
– Не волнуйся. Пойдем.
Он расплатился, взял ее под руку, и они пошли рядом, совсем близко друг к другу, словно никогда и не расставались.
Он выбрал ресторан, где любили проводить время игроки на скачках, не спрашивая, заказал ей, как всегда, херес, а себе, к ее великому изумлению, виски.
– Извини, – сказала она, – я не пью. – И, обратившись к официанту, попросила: – Принесите мне, пожалуйста, лимонад.
Кит не обратил на это никакого внимания – он оценивающе смотрел на нее, откинувшись в кресле.
– Ты прекрасно выглядишь, черт возьми.
– Да, неплохо.
Одним глотком он осушил стакан, потом открыл портсигар из чеканного золота, патина на котором не оставляла сомнений в том, что это вещь старинная и не подделка. Он хотел было протянуть портсигар ей, но замешкался. Она все же успела увидеть дарственную надпись на внутренней стороне крышки. Наконец он вынул две сигареты и зажег их золотой зажигалкой с его монограммой.
– Я слышал, ты была больна, – сказал он, но фраза прозвучала как вопрос.
– Да, противный грипп. Но теперь я опять совершенно здорова.
– Ну, что ж, все остальное пошло тебе на пользу.
