— А вот и твой экскурсовод, — сказал Артур.
За тисовыми деревьями была видна невысокая каменная стена. Сэм прошел через калитку, сделанную из такой же, как и ограда питомника, кованой решетки с розами, и направился к машине. Он кивнул Артуру и открыл дверцу со стороны Эмили. В жарко натопленный салон автомобиля ворвалась струя свежего воздуха.
— Привет, — Сэм наклонился и чмокнул Эмили в щеку. От него тоже пахло свежестью и прохладой. — Прошу, у нас нет ни ос, ни пчел, ни кувшинов с ледяной водой, так что здесь ты в полной безопасности.
Эмили рассмеялась и протянула руку, позволив Сэму помочь ей выйти из машины.
— Как же здесь красиво! — вздохнул Артур и окинул взглядом деревья.
— Пойдем с нами, — сказал Сэм. — Ты ведь тоже никогда не был в наших садах.
— Спасибо. Но, к сожалению, мне надо вернуться на работу.
— Тогда, может быть, я сам отвезу Эмили, — предложил Сэм.
— Нет, не надо. Я заскочу за ней на обратном пути. Вы только позвоните мне, когда закончите свою экскурсию. — Он махнул рукой, завел мотор и укатил.
Сэм провел Эмили через калитку, за которой начиналась узкая тропинка, по ней они вышли во дворик, расположенный возле задней стены дома, затем свернули в боковую аллею. Вдоль аллеи росли кусты барбариса, выстриженные ровными квадратами. Пройдя по аллее, они оказались в другом просторном дворе, где находился «Садоводческий центр», хозяйственные постройки и вход в сам питомник.
Эмили снова удивилась. Когда Сэм рассказывал ей о «Тревисси», она представляла пустынные сады, напоенные ароматом цветов, которые растут в тишине и покое без какого-либо вмешательства со стороны человека. Разве что иногда появится одинокий садовник с секатором — пройдет по саду, там подравняет веточку, здесь поправит вылезший отросток, ну и, может быть, время от времени прикатит тачку с навозом и подбросит немного удобрения под кусты, на которых зреют новые невиданные сорта диких роз. И слова Сэма о том, что он работает вместе с отцом, Эмили тоже восприняла буквально — отец и сын дружно трудятся бок о бок и лишь в самую горячую пору нанимают двух-трех деревенских парней.
Но теперь Эмили поняла, насколько эти идиллические картинки не соответствовали действительности. По дорожкам торопливо сновали люди, одетые в фирменные темно-зеленые куртки с вышитой на спине эмблемой: золотая роза и под ней витые буквы «Том Финч. Золотое Наследие». Служащие деловито забегали в хозяйственные помещения, вывозили тачки с инструментами и снова исчезали в глубине сада, некоторые сопровождали покупателей, которых тоже было немало возле здания «Садоводческого центра».
В какой-то момент у Эмили промелькнула странная мысль: а что, если оставить затею с магазином и просто прийти работать в питомник. Она станет частью этого мира, будет трудиться на свежем воздухе, познает все тонкости и хитрости садоводства и научится с легкостью произносить по-французски названия роз, которые звучат, как таинственные заклинания.
— Ну что, начнем экскурсию? — спросил Сэм. — Или, может быть, хочешь сначала выпить кофе или чаю?
— Нет, нет, пойдем сразу в сад.
— Тебе не холодно?
— Жарко, — улыбнулась Эмили, сдергивая с головы вязаную шапочку.
В Сент-Брайдзе она настолько замерзла, что, собираясь в питомник, натянула на себя футболку, свитер с высоким воротом и толстую куртку-ветровку. Однако, глядя на Сэма, который был одет в клетчатую рубашку и джинсы, Эмили поняла, что перестаралась. Она расстегнула молнию на куртке и прищурила глаза, чувствуя, как весеннее солнце приятно пригревает щеку.
Для того чтобы показать розы во всей их красе, сад был спланирован, как анфилада комнат. Отдельные участки, разделенные легкими стенками из переплетенных прутьев с высокими арочными проемами, следовали один за другим и постепенно открывались перед зрителем. Летом со стен и арок свисали стебли ползучих растений, человек не мог видеть скрывающегося за ними пространства, и поэтому обыкновенная прогулка по саду превращалась в волнующее путешествие. Но даже сейчас, когда стены были прозрачными, Эмили с замирающим сердцем переходила из одной «комнаты» в другую. В каждом садике среди кустов стояли деревянные скамейки с изогнутыми спинками и витыми ножками.
Они прошли под очередной аркой и оказались на поросшей травой лужайке. Справа возвышалась каменная стена, покрытая серовато-зеленым мхом. В центре поляны Эмили увидела круглую беседку с тонкими, словно кружево, резными перилами.
— Вращающаяся беседка, — сказал Сэм. — Хочешь покататься?
Эмили поднялась по ступенькам и прислонилась к перилам. Сэм навалился плечом на беседку, и вдруг она сдвинулась с места и начала медленно поворачиваться по кругу.
— Беседка, в которой можно вращаться, следуя за солнцем, — сказал Сэм, запрыгивая внутрь. — Правда, замечательная идея?
— Замечательная, — согласилась Эмили. — Жаль, что сейчас еще слишком рано. Мне бы хотелось увидеть сад летом, когда он будет в полном цвету.
— А ты попытайся представить, — сказал Сэм. — Смотри вон на ту стену. — Эмили взглянула на серые камни, ожидая продолжения. — Видишь, сколько роз? Алые, бордовые, пурпурные. Те, что растут возле самой стены, ярко-красные с огромными пышными цветками и блестящими изумрудными листьями — это сорт Томаса Финча, называется он Елена Прекрасная. А рядом с ними — бархатная итальянская роза Великолепие Тосканы. Она чуть темнее и цветет не так долго, как Елена, но если бы мы оказались здесь в конце июня, то смогли бы увидеть и ту и другую одновременно. И так по всему саду, — Сэм сделал широкий жест рукой, — цвета плавно переходят один в другой, от насыщенных темно-красных тонов к оранжевым и желтым. А прямо напротив нас, — Сэм показал на серую каменную стену, — представь, вся поверхность стены полностью скрыта бледно-розовыми цветами. Они настолько нежные, что напоминают легкую морскую пену, подкрашенную лучами заходящего солнца. И очень маленькие, — он сложил пальцы колечком, — крошечные, необыкновенно изящные, с тонким, едва уловимым запахом. Мы назвали их Затянувшееся Прощание, потому что они цветут до первых заморозков.
Эмили слушала Сэма, затаив дыхание. Она смотрела на пустой сад, на голые клумбы, и ей казалось, что они покрываются розами. Эмили словно перенеслась в жаркий июльский полдень и почувствовала разлитый в воздухе сладкий аромат цветов.
— Спасибо, — прошептала она.
Когда Сэм предложил посмотреть розовые плантации, Эмили с трудом заставила себя вернуться в реальность — ей жаль было уходить из беседки и очень не хотелось покидать удивительный сад. Однако, подойдя к изгороди, за которой, на сколько хватало глаз, тянулись вспаханные поля, Эмили не смогла сдержать восторженного возгласа — ее потрясла сама мысль, что все это бескрайнее пространство засеяно розами, а не кукурузой.
Эмили взглянула на плавные изгибы холмов, на лес в синей дымке, на поблескивающее вдалеке море и неожиданно для самой себя заговорила о планах на будущее, о том, как бы ей хотелось переехать в Корнуолл и открыть магазин под названием «Морская волна».
— И почему, — вслух удивилась Эмили, — я так долго не решалась на этот шаг?
Она подумала, что все опасения напрасны, стоит лишь взяться за дело, и все у нее получится.
Следующим пунктом экскурсии была оранжерея. Сэм попытался объяснить Эмили в понятных для нее терминах сложности творческого процесса по выведению нового сорта роз и с волнением рассказывал о радостях и разочарованиях, подстерегающих творца, который никогда не знает заранее, каков будет результат его кропотливого труда.
В первой оранжерее находились молодые растения, появившиеся на свет всего пару недель назад. Они дожидались своего часа, когда их внимательно осмотрят и выберут лучшие, самые сильные и здоровые побеги, с которыми продолжат работу. Ежегодно делается тысячи и тысячи пробных скрещиваний. После каждой пробы и появления нового растения вновь производится отбор. Отобранные розы размножают в небольшом количестве и в течение нескольких лет внимательно следят за их ростом и поведением, после чего из тысяч остаются, может быть, десятки, которые решают сохранить. Они снова проходят стадию размножения и за ними наблюдают еще несколько лет. В конце этого длинного цикла скрещивания, наблюдения, отбора, размножения и новых наблюдений, через шесть-семь лет, появится два, возможно
