раз. «Ты же графиня! – кричал Энтони. – Неужели у тебя совсем нет вкуса?»
Граф придирался ко всему, ругал ее за мельчайшие оплошности, пока Пен, вконец издерганная и забитая, не начала избегать присутствия мужа и вздрагивать каждый раз, заслышав его шаги. Граф не давал жене общаться с родней и друзьями, говорил про них чудовищные вещи, а стоило Пен сказать хотя бы слово в их защиту, впадал в ярость. К тому же время шло, а Пен упорно не беременела. Граф начал попрекать ее еще и за это.
Пен превратилась в запуганную, безропотную женщину, но именно это и нравилось графу. Он словно вампир питался ее страхом, ее подавленностью. Чем сильнее старалась Пен угодить капризному мужу, тем придирчивее он становился. Он выдвигал все новые и новые требования, изобретал для нее все новые и новые правила. И не дай Бог нарушить эти правила хотя бы на йоту.
Затем начались наказания.
Пен замерла на месте, снова с ужасом вспоминая эти наказания. Прошло много лет, и воспоминания, как казалось Пен, давно поблекли, боль притупилась. За долгие годы она успела построить защитные барьеры, преграждающие напор этих воспоминаний, но сейчас плотину словно прорвало.
Физическая боль была не главной составляющей наказаний, которые изобретала для нее извращенная фантазия графа. Если бы муж просто бил ее, это, пожалуй, было бы еще полбеды. Граф приказывал жене сидеть часами в его комнате и ждать. Ждать, когда он придет. Причем Пен не знала, в какой момент он появится. А приходи, заставлял ее раздеваться догола и ложиться к нему на колени, и он часами бил ее по заду.
Это возбуждало его. Пен поначалу не догадывалась, что это возбуждает его. А наказания со временем становились все извращеннее. Пен передернулась, вспомнив, как однажды муж заставил ее раздеться, подползти к нему на четвереньках, повернуться задом, и он долго хлестал ее ремнем... А потом овладел ею. Овладел, словно бессловесным, безропотным животным. Впрочем, одно время Пен действительно превратилась в забитую, покорную тварь.
В конце концов Пен все-таки сумела убежать от этого кошмара, загнать воспоминания о нем куда-то в глубины подсознания, нашла в себе силы снова жить и дышать полной грудью. По сравнению с Клео она еще легко отделалась. Во всяком случае, слава Богу, не повредилась умом. Клео же одно время была просто близка к сумасшествию.
Боковым зрением Пен заметила голубой плащ, маячивший у калитки. Кэтрин разыскивала ее. Она сказала, что пора отъезжать.
Пен направилась во двор гостиницы. В душе ее кипела бессильная злоба на саму себя. Может быть, не стоит копить эмоции в душе, лучше с кем-нибудь поделиться? А то она просто начнет срываться на ни в чем не повинных Джулиана или Кейт.
Впрочем, предотъездная суета, в которую вскоре оказалась вовлечена Пен, отодвинула ее мрачные мысли на задний план. Но Пен понимала, что это временно. Вскоре она встретится с Клео. Волей- неволей придется снова ворошить прошлое.
Всю дорогу до Кроссингтона светило солнце. Но и хорошая погода не развеяла грустные мысли Пен, не помогла и прогулка. Джулиан чувствовал, что Пен что-то гнетет.
Ему не спалось. Он стоял у себя в номере, вглядываясь в темноту за окном. За стеной, где был номер Пен, он слышал шаги взад-вперед, скрип половиц. Пен явно тоже не спалось. Должно быть, на нее снова нахлынули мрачные воспоминания. Два часа Джулиан не спал, прислушиваясь к шагам Пен.
«Ему доставляет удовольствие мучить меня». Это сказала Пен в тот вечер, когда впервые пришла к нему рассказать о «художествах» мужа. Она сидела в темном углу, очевидно, нарочно, чтобы Джулиан не видел ее перепуганного насмерть лица.
Скорее всего Пен тогда долго репетировала свою речь, пока решилась обратиться к нему. Ей хотелось использовать как можно меньше слов, а сказать достаточно много. Пен не произнесла тогда: «Он бьет меня, когда пьян». Все было гораздо проще и гораздо страшнее.
Шаги все не прекращались. Наконец, это стало невыносимым. Выйдя из номера, Джулиан легонько постучал в соседнюю дверь.
Дверь слегка приоткрылась. Пен стояла босая, в длинном белом пеньюаре, с волосами, убранными под чепец, с накинутой на плечи шалью.
Посмотрев в ее глаза, Джулиан понял, что, если он сейчас не остановит ее, она будет ходить по комнате всю ночь.
Он слегка приоткрыл дверь. В глубине комнаты он разглядел кровать со спящей Кэтрин. Девушка не обманывала его: она действительно спала как сурок.
Взяв Пен за руку, Джулиан, несмотря на протест, потащил ее в свою комнату.
Глава 13
Скрестив руки на груди, Пен прислонилась к двери.
– Кэтрин говорит, – сказала она, – что, если кто-нибудь попытается ее изнасиловать, приему нее один: коленом в пах! Обычно это безотказно действует.
– Если бы я пытался изнасиловать тебя, заслуживал бы того же.
Джулиан отошел от нее на шаг – не хотел дотрагиваться до нее. В ее теперешнем состоянии этого лучше не делать. Но черт побери, как соблазнительно хороша она в этом воздушном пеньюаре! Джулиан представил: он снимает с Пен чепец, а каскад ее роскошных волос волнами рассыпается по плечам.
– Уже полночи прошло, Пен, а ты так и не ложилась!
– Ты вот тоже не спишь! – усмехнулась она.
– Я слушал, как ты ходишь по комнате.
– Просто на меня иногда находит бессонница. – Пен по-прежнему стояла спиной к двери, словно побаиваясь его.
– Пен, я знаю, что тебя сейчас волнует. Послушай, если уж ты так нервничаешь, может быть, все-таки будет лучше, если с Клео поговорю я один?
– Не надо, Джулиан. Спасибо, но ты мне тут ничем не поможешь. Это мой крест, мне его и нести. – Она нервно заходила взад и вперед по комнате Джулиана. – В конце концов, я ведь тоже была хозяйкой этого дома и несла ответственность за всех слуг. Но я была слепа.
– Ты ничего не видела, потому что он запугал тебя.
– Нет, Джулиан. Я сама закрывала на это глаза. То, что я видела, было мне настолько чуждым, настолько не похоже на то, что я привыкла видеть в родительском доме. А он хотел, чтобы я все это видела. Однажды он наказал Клео при мне. Хотел, чтобы я была свидетельницей. Я была в ужасе, в шоке, меня всю трясло. Я ничего не понимала, но уже не могла закрывать на это глаза, не могла больше обманывать саму себя. Поэтому, собственно, я и пошла тогда к тебе.
Джулиан слушал ее молча. Он и раньше предполагал причину, по которой Пен тогда пришла к нему. Здесь явно был какой-то страшный эпизод. На примере Клео граф показывал жене, что собирается превратить ее в бессловесное, забитое существо. Однако граф зря думал, что ему будет так легко превратить неопытную, мягкую по характеру молодую жену в покорную рабыню.
Глазбери просчитался. Робкая девочка оказалась женщиной с более сильным характером, чем он предполагал.
– Это было ужасно! – прошептала себе под нос Пен, разговаривая не столько с Джулианом, сколько сама с собой. – Мне казалось, что я в аду.
– Можно сказать, ты действительно побывала в аду, Пен! Как еще назвать подобный кошмар?
– Я была напугана до смерти. Одна навязчивая мысль все время преследовала меня: «Беги! Беги, пока не поздно! Иначе сама не заметишь, как превратишься в такое же существо, как она...»
Пен отвернулась, чтобы Джулиан не видел ее слез, но он все-таки понял, что она плачет. Он подошел к ней и положил руки на плечи.
– В той патовой ситуации ты вряд ли что могла сделать для Клео, Пен, – проговорил он. – Ты же потом все-таки вызволила Клео!
– Это ты ее тогда вызволил, Джулиан. – Она помолчала. – Признайся, Джулиан, ты догадывался обо всем? Ты догадывался, что он делает со мной и с Клео?
– Я ни в чем тебя не виню, Пен. – Он смахнул слезу с ее щеки. – Ты была всего лишь жертвой, невинной девочкой, попавшей в лапы к этому дьяволу. Сколько раз, сколько раз мне хотелось убить этого Глазбери! Но я никогда не думал хуже о тебе, Пен. Никогда не верил, что тебе нравятся его выходки!
Пен смотрела на него заплаканными благодарными глазами. В этот момент она казалась ему такой ранимой и беззащитной, что его сердце готово было расколоться от боли. Он закрыл глаза. Перед ним вновь проплывала фантазия юных лет: тихий летний вечер, голос: «К барьеру!», выстрел...
Но Джулиан знал, что Пен не так уж ранима и беззащитна. Нашла же она, в конце концов, в себе силы уйти от графа! И слава Богу! Печальный опыт Пен все-таки не так сильно ранил ее психику, как это случилось с маленькой Клео, не заставил ее замкнуться в себе.
Пальцы Джулиана, смахнувшие слезу, все еще касались ее щеки. В глазах ее читались смущение и боль. Полумрак комнаты, неожиданная откровенность Пен, ее нужда в утешителе – все располагало к интимности.
– Ну, я, пожалуй, пойду – проговорила она.
– Надеюсь, хоть сейчас-то ты заснешь? – слегка усмехнулся он.
– Думаю, что вряд ли.
– Тогда оставайся. Встретим рассвет вместе.
– Не надо, Джулиан! – робко попыталась протестовать она. Мысль о том, что Пен опять не уснет до утра, измученная ужасными воспоминаниями и угрызениями совести, была для Джулиана невыносима.
– Пен, не уходи в свой номер. – Приподняв ее подбородок, он поцеловал ее. – Лучше полежи со мной. Вернешься к себе еще до того, как Кейт проснется.
Пен молчала. В глазах ее невозможно было прочитать ни согласия, ни отказа. Во всяком случае, когда Джулиан подвел ее за руку к кровати, она не сопротивлялась. Но и не ложилась, а лишь долго смотрела на кровать.
– Если я буду приставать к тебе, – усмехнулся он, – используй прием Кэтрин – коленом в пах.
Пен рассмеялась. На минуту она забыла о своих мрачных мыслях. Для Джулиана этот смех прозвучал как
