принимал гостей, которых слуги не видели.
– Не может быть, чтобы Глазбери позволил себе остаться совсем без слуг! Насколько я его знала, он ни минуты не мог прожить без того, чтобы ему кто-то не прислуживал. А где же был Цезарь?
Старуха почему-то ответила не сразу.
– Цезарь действительно прислуживал ему в тот вечер, – сказала она. – Но к тому моменту, как пришел посетитель, Цезарь уже спал.
Пен пристально посмотрела старухе в глаза, ища хоть какие-нибудь проблески эмоций за завесой тупого равнодушия.
–Джулия, я должна вам кое-что сказать. Клео больше нет. Я узнала об этом месяц назад.
Во взгляде старухи по-прежнему трудно было что-либо прочесть.
– Что ж, теперь девочка на небесах. Там ей лучше, чем здесь. Добрый Господь взял ее к себе.
Взяв кочергу, Джулия пошуровала ею в плите. На мгновение пламя осветило ее лицо. Пен показалось, что в глазах старухи мелькнул все же какой-то огонек. Но это было не сожаление о смерти несчастной девушки и не радость о том, что сейчас она на небесах.
Это была радость о том, что Клео наконец-то отмщена: ее мучитель мертв.
– Я уверена, что Джулия чего-то недоговаривает, – сказала Пен. – Ей что-то известно!
Они с Шарлоттой сидели одни в спальне Глазбери.
– Во всяком случае, – кивнула Шарли, – как мне показалось, она не жалеет о смерти графа. И я, признаться, не могу ее за это осудить.
Пен обвела взглядом спальню. Мебель здесь, как и во всем доме, была старомодной, украшенной фальшивой позолотой в вычурном стиле прошлого века. Глазбери не любил что- то менять в своем доме. Он не доверял чужому вкусу, полагаясь на свой. Хотя многие нашли бы его пристрастия в интерьере, мягко говоря, своеобразными.
Обстановка в спальне: кровать, большой ковер на стене, даже приземистая скамейка, не слишком бросавшаяся в глаза, – все вокруг почему-то подавляло Пен своей массивностью.
Рядом со спальней находилась гостиная.
– Не осуждай меня, Шарли, – проговорила Пен, открывая массивные двери в гостиную. – Я тогда была другой, совсем по- другому смотрела на жизнь. Это было так давно, словно и не со мной.
Гостиная тоже была большая, с множеством диванов, массивных кресел, шкафов, выполнена в таком же старомодном стиле. Подобная мебель могла принадлежать лишь человеку, любящему подчеркивать свое богатство и влиятельность.
При первом же взгляде на гостиную Пен могла с уверенностью сказать, хотя и не была в ночь смерти графа, что с тех пор здесь успели тщательно убраться, чтобы ничто не напоминало о трагедии. Пен прошлась по комнате, надеясь найти хоть что-нибудь, что могло бы ей дать ключ к разгадке.
– Может быть, – предположила Шарлотта, – его отравил кто-то из слуг? Подсыпали что- нибудь в ужин.
– Если слуги, то почему именно сейчас, а не много лет назад? Яд был обнаружен в одном из бокалов, стоявших на столе. Вряд ли Глазбери стал пить на пару с кем-то из слуг! Это не в его духе. Скорее, к нему все-таки кто-то приходил.
– Но этот кто-то никогда не признается, что приходил к нему. Возможно, граф сам ждал этого человека и хотел сохранить его визит в тайне, если отпустил дворецкого.
– Возможно, этот таинственный посетитель и сам хотел сохранить свой визит в тайне. А если так, то он объявится, даже если и сможет привести неопровержимые доказательства, что убийца все-таки не он.
– Увы, скорее всего найти настоящего убийцу действительно будет сложно. – Шарли зачем-то открыла ящик туалетного столика. – Ты, кстати, не знаешь, насколько тщательно обыскивали дом? Не нашли ли здесь чего-нибудь, что проясняло бы суть дела? Какой-нибудь записки, например.
– Не знаю. Надо было полюбопытствовать, когда я разговаривала с мистером Найтриджем, да что-то не додумалась. Вероятно, он и сам позаботился о том, чтобы дом тщательно обыскали. Если бы что-то такое нашлось, он бы сообщил мне!
– Да уж, как же, позаботился! – фыркнула Шарли, почему-то невзлюбившая Найтриджа чуть ли не с первого взгляда. – Искал так тщательно, что не мешало бы после него еще раз перерыть дом!
Подойдя к самому большому гардеробу, Шарли открыла его и стала рыться в вещах графа. Фраки, жилеты – все, как обычно. Шарли отодвинула вешалки с фраками в сторону и вдруг застыла словно вкопанная.
– Что такое? – удивилась Пен. – Что ты там увидела?
– Да так, ничего... – Шарли поспешила вернуть фраки на место.
– Дай-ка посмотреть! – Подойдя, Пен снова отодвинула фраки.
То, что она увидела, заставило ее похолодеть: веревки, кожаные ремни, плетки, еще что-то, напоминавшее орудия пыток.
– Ну что? – усмехнулась Шарли. – Кто был прав? Тщательно же работал твой Найтридж, нечего сказать!
– Ну, может быть, в шкаф он не лазил... Мог ли он представить, что обнаружит здесь такое?
– А не мешало бы ему слазить и в шкаф! Пен поспешила закрыть гардероб.
– Кажется, я догадываюсь, – проговорила она, – кто приходил к графу той ночью. Я могу себе представить, каких гостей принимал Глазбери втайне от всех, даже от слуг. Наивно было бы думать, что, лишившись меня и Клео, он смирился с тем, что у него больше не будет партнерш, с которыми он мог бы удовлетворять свои извращенные желания. Поэтому он в последнее время предпочитал жить в Лондоне. Здесь ему легче было найти продажных женщин, готовых за деньги исполнить любую прихоть клиента.
Шарлотта посмотрела на нее.
– Ты еще не имеешь полного представления о степени извращенности твоего мужа, Пен.
– Ты о чем? – удивилась та.
– После того, как с твоей подачи проделки Глазбери стали одной из главных тем светских сплетен, нашлись и те, кто, как оказалось, знал кое-какие подробности, неизвестные тебе. Твое предположение о том, кто бы мог убить графа, может вполне оказаться верным. С той лишь поправкой, что это могла быть и не женщина. Как выяснилось, его сиятельство не брезговал и мужчинами. И не обязательно этот человек приходил к нему за деньги. Есть немало таких, что готовы делать это и без денег, по собственной воле.
Пен разговаривала с Цезарем в библиотеке. Разговор с негром был наедине. Шарлотта на время осталась в гостиной.
Это был высокий и крупный мужчина. Еще внушительнее он выглядел в ливрее и парике. Пен вспомнила, что Глазбери нравилась импозантность Цезаря. Граф считал: лакей у такой важной птицы, как он, и должен выглядеть внушительно. В вышколенной манере Цезаря графу виделась подобострастность. Пен же привыкла видеть в солидности чернокожего слуги свидетельство гордого и независимого характера.
Глядя на Цезаря, Пен не могла определить, сколько ему лет. Сорок, пятьдесят? Седина в волосах, возможно, выдала бы возраст Цезаря, но пышный парик совершенно скрывал шевелюру негра. А может, и шевелюры давно нет? Только лысина? Белому человеку нелегко определить возраст чернокожего. Джулия, например, выглядит лет на шестьдесят. А может быть, на самом деле ей уже все девяносто?
– Цезарь! – начала Пен. – Я не стану терзать вас вопросами, потому что знаю: вы на них все равно не ответите.
– Воля ваша, мэм.
– Моя воля, Цезарь, в том, чтобы вы выслушали меня и хотя бы немного призадумались. Я все-таки уверена, что вы знаете, кто приходил к графу той ночью. Возможно, вы не признаетесь, боясь, что вас сочтут сообщником. Или вы не хотите порочить репутацию графа. Или еще что-нибудь. Но я уверена, что и вам, и Джулии известно больше, чем вы сказали мне.
– Мы не лгали вам, мэм.
– Но и не говорили всей правды. – Пен подошла к Цезарю вплотную. – Из-за вашего молчания, Цезарь, невинный человек сейчас сидит в тюрьме. Если его казнят, виноваты в этом будете вы!
Цезарь молчал. Судя по его виду, смерть какого-то белого, будь то граф Глазбери или адвокат Хэмптон, мало волновала его.
– Вы помните Клео, Цезарь?
Эти слова каким-то образом подействовали на негра. На мгновение в глазах его что-то такое живое мелькнуло, но сразу погасло. Уже в следующее мгновение-взгляд Цезаря снова затянулся пеленой безразличия.
– Так вот, Цезарь, от графа ее спас не кто иной, как Джулиан Хэмптон. Вы знали об этом? Еще до того, как я ушла от графа, Джулиан добился, чтобы Глазбери оставил Клео в покое и вообще больше никогда не смел проделывать подобные вещи ни с кем из слуг. Это он заставил графа не скрывать от вас, что вы больше не рабы с тех пор, как ступили на землю Англии. Это Джулиан спрятал Клео у женщины, которая заботилась о ней все эти годы. Он регулярно давал Клео деньги на жизнь. Назовите мне хотя бы еще одного человека, кто бы так много сделал для Клео и для всех вас! И вот теперь своим молчанием вы обрекаете его на виселицу. А он ведь дал вам свободу!
Цезарь отвел взгляд, тупо уставившись на мраморную каминную плиту.
Последние сомнения оставили Пен: этот человек действительно знал больше, чем хотел говорить. И спасти Джулиана Пен могла только одним способом – заставить Цезаря говорить. Говорить о том, что ему известно.
– Цезарь, судьба мистера Хэмптона сейчас в ваших руках. Если вы все-таки желаете его спасти, должны пойти к мистеру Найтриджу и рассказать ему, что же случилось той ночью. Какие-то детали можете опустить, если боитесь чем-то навредить себе, но главное вы все-таки должны рассказать.
Негр снова перевел взгляд на Пен, но смотрел как-то странно, словно сквозь нее. Губы его были плотно сжаты.
Пен готова была выть от злости, готова была броситься на Цезаря с кулаками. Всего нескольких его слов могло бы хватить для спасения Джулиана, а он молча стоял перед ней, и Пен никаким способом не могла добиться от него правды. Из страха ли, из гордости или из-за того, что Пен ни в грош не ставил, Цезарь оставался глух к ее
