большинства женщин ее круга не выщипывала брови, не белила и не румянила лицо, не рядилась в роскошные платья и не возводила на голове пышные сооружения из своих густых длинных волос. Словом, она не прибегала ни к каким общепринятым женским уловкам, чтобы оттенить свою красоту, обратить на себя внимание, завлечь в свои сети мужчин. И от этого она показалась ему во сто крат прекраснее и желаннее любой из разряженных в дорогие шелка кокеток, каких он немало повидал на своем веку.
Но в те мгновения, когда он, не мигая, смотрел на нее, желание обладать ею охватило его с неистовой силой, и воображение стало рисовать картины одна соблазнительнее другой: он представил ее сначала в длинной полупрозрачной кружевной сорочке, а после и вовсе без одежды… Он был совершенно не готов к тому, что фантазия его вдруг так разыграется. И что тело немедленно и бурно отзовется на ее обманчивые посулы. Ему казалось несомненным, что все эти мысли отразились на его лице, и Анна без труда смогла бы прочитать их, но взгляд ее остался бесстрастным – она или не заметила, что с ним творится, или предпочла не придавать этому значения. Его это слегка задело. Никогда прежде женщины не выказывали подобного равнодушия в ответ на его более чем откровенные взгляды.
На вид ей можно было дать лет восемнадцать, но она казалась старше, когда отдавала приказания своим людям или окидывала тех, кем была недовольна, ледяным взглядом из-под насупленных бровей, а стоило ей улыбнуться, и лицо ее приобретало задорное, веселое, совсем девичье выражение, в такие минуты любой принял бы ее за юную отроковицу.
Он провожал ее взглядом, пока она не скрылась во внутреннем дворе, захлопнув за собой дверцу ограды. Походка у нее была слишком решительной для женщины, но впечатление это сглаживала природная грация движений и удивительная, какая-то мягкая, вкрадчивая их согласованность.
До чего же странная женщина эта Анна де Леон! Никогда еще ему не доводилось встречать такую, а ведь он был знаком накоротке с немалым количеством особ женского пола. Умением завоевывать их сердца он гордился едва ли не больше, чем своими блестящими воинскими качествами. Женщины уступали ему, потому что он был красив, смел и любезен, и оставались с ним, потому что его ласки доставляли им наслаждение. В юности этот вид охоты очень его увлекал, но со временем предсказуемость собственного успеха в любой из новых галантных авантюр значительно притупила остроту ощущений. Ведь чем легче дается победа, тем менее ценными кажутся ее плоды.
Из задумчивости Морвана вывел звук чьего-то голоса, произнесшего его имя. Он повернул голову. У границы лагеря стоял Грегори, один из его лучников, и призывно махал рукой. Морван подошел к флажку и приветливо улыбнулся. Грегори, сильный и на удивление выносливый малый, был к тому же исключительно честен и прям. Благодаря его помощи Морвану удавалось поддерживать дисциплину среди своих людей и в течение последних тяжелейших месяцев на всем пути из Гаскони препятствовать их попыткам заняться грабежом местного населения по примеру многих других воинских отрядов. И, однако, в те черные дни, когда их не пустили ни в один город, опасаясь чумы, и перед ними замаячил призрак голодной смерти, именно Грегори исчез на целые сутки и возвратился с полным мешком хлеба и сырных голов. Разумеется, ни у кого тогда не повернулся язык спросить его, где он все это раздобыл.
– Вот вы и привели нас прямехонько в рай, сэр Морван, – хмыкнул Грегори.
Морвану не оставалось ничего иного, кроме как развести руками.
– Все прошло гладко? Никто не пострадал?
– Что вы, мы даже мечи не обнажили! Хотя и превосходили их числом и легко могли бы одолеть этих сосунков. Но они обратились к нам учтиво и показали ваш плащ, так что даже сэр Джон, который сперва было стал кричать, что они сняли его с вашего мертвого тела и потому доверять им нельзя, даже он, в конце концов, успокоился. Потому как этот святой отец Асканио – он ведь рыцарь в священническом сане, знаете? – пообещал нам вдоволь еды и сколько угодно теплых одеял. Где ж нам было против этого устоять? Мы ведь как-никак наемники, народ продажный. – И он сопроводил свои слова широчайшей ухмылкой.
– Приглядывай за остальными. Если будете держаться подальше один от другого, то, даст Бог, все обойдется, и в скором времени вы сможете продолжить свой путь.
– За нашими ребятами и без меня есть кому приглядеть. На стенах дежурят лучники, и с ними, видать, шутки плохи. Они с нас глаз не спускают.
– А что ты успел узнать о здешних хозяевах?
– Много чего любопытного. – Глаза Грегори плутовато блеснули. – Перекинулись словом-другим со слугами, что еду нам приносят. Несколько человек говорят по-французски и кое-кто знает бретонский. В странное, скажу я вам, место вы нас привели! Лорда тут нет, за хозяйку леди Анна. Послушать этих ребят, так она самая настоящая святая. И крепость-то она защищает, и на фермах управляется, и больных обихаживает. Может статься, что заодно и по воде шагает, аки посуху, и направляет ход солнца. Я собственными ушами слышал, как они клялись, что в темноте от нее исходит божественное сияние, с тех пор как ангелы исцелили ее от чумы. Родитель ее погиб в бою, а брата прикончила чума, так что из всей семьи остались только леди Анна и младшая ее сестрица. Госпожа воспитана в монастыре и мечтает снова туда удалиться до конца дней, как только уладит здешние свои дела с соизволения юного герцога.
– Я с ней знаком. На святую она нисколько не похожа. Просто женщина в мужском платье.
– Так это она давеча проводила вас в хижину для недужных? А, я ее за паренька принял. Выходит, она ростом будет даже повыше меня!
– Да, она женщина высокая. К тому же решительная и отважная. Но, тем не менее – женщина.
– То же самое говорит и сэр Джон. Он успел проведать, что где-то здесь зарыт клад, сокровища, которые привезли из Святой земли предки леди Анны.
«С этим Джоном бед не оберешься», – мелькнуло в голове у Морвана. Дерзкий, самоуверенный, слишком заносчивый юнец. Таким, как он, всегда хочется всего и сразу.
– Он вызнал, – продолжал Грегори, – что в замке всего-то дюжина воинов, считая святого отца и леди, и все как один – зеленые юнцы.
Морвана встревожили эти его слова. Неприступный замок, каким был Ла- Рош-де-Роальд, станет легкой добычей нападающих, если его защита и впрямь так слаба. Тем более если захватчики окажутся внутри крепостных стен.
– Скажи, они вас разоружили? Грегори мрачно кивнул.
– Сэр Джон ужас как возмущался, когда у него отбирали меч, но и ему пришлось подчиниться. Этот Асканио совсем не дурак.
– Вот о чем я тебя попрошу: следи за Джоном. Я не хочу, чтобы ему удалось склонить на свою сторону остальных. Спорь с ним в открытую, возражай, ссылаясь на меня. Ведь сам я еще некоторое время не смогу говорить с воинами…
– Если он забрал себе в голову какую-то подлость, то всяко попридержит это при себе, пока вы не захвораете или не умрете, – резонно возразил Грегори.
– Ступай поешь, – устало сказал ему Морван. – Вижу, слуги леди Анны принесли вам ужин. Если Господу будет угодно, мы утром продолжим этот разговор.
Грегори зашагал к своему парусиновому навесу. На полпути он оглянулся. Морван помахал ему рукой и направился к краю утеса, выдававшемуся в открытое море. Отсюда хорошо был виден задний фасад замка.
Он возвышался над скалой, поддерживаемый тяжелыми контрфорсами. Морван скользнул глазами по нижнему ярусу, где были пробиты небольшие оконца. По-видимому, там располагались жилые покои. Над ними виднелось еще несколько окон, большего размера, а одно из них выходило в крытую галерею с изящными резными перилами.
Его приметливому взору открылось и еще кое-что любопытное: от замковой стены вниз, к узкой полоске прибрежного песка, сбегали ступеньки, высеченные в скале. У основания одного из контрфорсов лестница эта круто сворачивала и терялась из виду. Значит, где-то неподалеку в стене замка имеется дверь. Тайный ход, недоступный противнику, даже если он будет о нем знать.
Он повернулся и сделал несколько шагов по направлению к своему нынешнему жилищу. Солнце склонялось к горизонту, окрашивая морские волны в золотисто-пурпурные тона. Морван присел на плоский камень, еще хранивший тепло солнечных лучей, и обратил задумчиво-грустный взгляд к необозримому морскому простору. Никогда еще на душе у него не было так сумрачно и пусто, даже в канун тяжелых битв, каждая из которых могла стать для него последней. Но тогда он собирался выступить против врага с оружием в руках, драться за свою жизнь. Теперь же…
Его охватило чувство глубочайшего одиночества. Звуки, доносившиеся со стороны лагеря, стали вдруг какими-то приглушенными, а после и вовсе стихли. Морван давно привык к тому, что он одинок на этом свете, но нынче это было нечто новое, он ощутил себя словно бы внутри некоего круга, куда заказан вход любому из смертных, где он обречен пребывать до конца своих, увы, теперь уже недолгих дней в компании одной лишь собственной души.
Хотя… Он вскинул голову. Нет, кроме души, ему все же есть с кем делить одиночество. Небо по-прежнему простирает над ним свой голубой шатер, солнце светит ему так же, как и прежде, море ласково шумит у его ног, и волны, освещаемые закатными лучами, переливаются золотисто-пурпурным сиянием. Устремив взгляд на солнечный диск, который медленно скользил к горизонту, он восхищенно улыбнулся красоте и величию Божьего мира, который все еще принадлежал ему.
И в тот самый миг, когда он ощутил в себе спокойную готовность покориться любой участи, какая была ему уготована, душа его вдруг на короткий миг мысленно слилась с чьей-то духовной сущностью, определенно человеческой, не
