Управляющий вполне соответствовал идеальному, хотя и довольно расплывчатому портрету предполагаемого убийцы, обрисованному мадам Манье и Венсаном Лардье: громадный, широкоплечий, с мощными бицепсами. Силы природы в чистом виде! Кулаки-кувалды. Допрос этого, как оказалось, дремучего субъекта разочаровал Жардэ. То ли непорочная чистота невинного, то ли верх притворства – допрашиваемый отвечал односложно, набычившись, не переставая разглядывать носки своих ботинок. Он уже состоял на службе у предыдущего владельца Гренуйер, с семьей Делакур контактировал мало, кроме, разумеется, патрона и, конечно же, не в состоянии точно подтвердить свое местопребывание в те утро и ночь, когда были убиты Бертран Абади и Жюльен Комбрэ.
– Я, знаете ли, с понедельника до воскресенья нахожусь на службе, а работы как раз в эту пору – несть конца! Встаешь в шесть, завтракаешь. Первым на участок приходишь – ждешь рабочих. Работу распределять не просто и повсюду надобно поспеть, чтобы отдача была. Пообедаешь на скорую руку и снова за дело – до восьми-девяти вечера, а то и позже. Так что для меня, вы понимаете, кино, концерты откладываются до зимы. А как иначе? Когда есть время, это случается не часто, смотрю телевизор. Зимой, по воскресеньям, хожу на охоту.
– Расскажите мне о Жюльене Комбрэ.
– Жюльен Комбрэ? Кто такой?
Жардэ терпеливо освежил память собеседника.
– Ах да! Работал у нас месяцев шесть, что-то вроде того. Кажись, он приходился племянником бывшему управляющему патрона, в Алжире.
– Что вы о нем думаете?
– Рабочий как рабочий. Не лучше, не хуже других. Не шибко выкладывался на работе, но был в этом не одинок.
– Скажите, почему господин Делакур его уволил? У вас были недоразумения с Жюльеном Комбрэ?
Веки под густыми бровями шевельнулись. Всего на мгновение комиссар уловил во взгляде управляющего иное выражение, чем простодушная хитринка, – нечто вроде упрека, и это удивило его:
– Вам патрон так сказал?
– Он сказал, что у вас с Комбрэ случались перебранки.
– Ну раз он вам так сказал, выходит, так оно и было. Я, однако, такого не припоминаю.
– Что же еще?
На этот раз взгляд Дидье Кореса стал вопросительным.
– Что, по вашему мнению, – продолжал комиссар, – заставило господина Делакура расстаться с Жюльеном Комбрэ?
Воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим жужжанием электрической пишущей машинки, потом телефонным звонком. Жардэ снял трубку.
– Да, – просто ответил он. – Вот как! Вы уверены? Благодарю.
Он бросил на управляющего изменившийся взгляд. Баккопье сообщил ему, что отпечатки следов, оставленных возле тела Бертрана Абади на берегу Верпо, ничего общего не имели со следами Дидье Кореса. Нога управляющего была маленькой, не под стать росту.
Корес еще не ответил на первый вопрос, а Жардэ уже задавал следующий:
– Какие отношения были у Делакура с Комбрэ?
– Не понимаю.
– Господин Делакур знал Жюльена Комбрэ еще за десять лет до того, в Алжире…
– О, патрон ничем не выделял его из других сезонников. То есть каких-то отношений у него с ним, как и с другими, почти не существовало. Здоровались, обменивались парой фраз. Припоминаю, однако: Комбрэ два или три раза просил господина Делакура принять его.
– И господин Делакур его принял? – Да. После работы.
– Беседа длилась долго?
– Не знаю. У меня других забот полно, чем под дверями слушать! Однажды, помнится, Комбрэ задержался у патрона, и я услышал резкие возгласы. Голос повышал господин Делакур, чего за ним обычно не водилось. Но длилось это недолго. На другой день господин Делакур попросил меня рассчитать Жюльена.
– Вам известно, что произошло?
– Нет. Это не редкость, когда увольняют рабочего, который не справляется со своим делом. Недостатка в рабочей силе нет.
– Расскажите мне о Лакдаре Гарибе.
– Мне он не подчиняется.
– То есть?
Жардэ уловил внезапное замешательство в собеседнике, но тот поспешно ответил:
– В имении он занимается всем и ничем, но землю не обрабатывает, разве что ухаживает за своим личным садиком.
– У него есть комната в имении?
– В его полном распоряжении целый домик.
