дежурных предупредить вас, если больной окажется в состоянии говорить. Располагайтесь.
– Разрешите позвонить?
Жардэ связался с комиссариатом, где пока еще не получали никаких сведений касательно Гренуйер. Ему сообщили, однако, что Бакконье сделал срочный запрос на предмет опознания личности.
– Я в больнице, в кабинете доктора Галлибера… если понадоблюсь…
Жардэ устроился на длинном узеньком диване, стоявшем у стены напротив стола. Им овладело странное оцепенение – никаких мыслей, никаких реакций, как в шоке. Он подложил под спину еще одну подушку и вытянул ноги. Почти в ту же секунду раздался длинный телефонный звонок, и ему потребовалось усилие, чтобы выйти из нахлынувшей некстати сонливости. Звонок не смолкал, и Жардэ решил снять трубку. Безликий женский голос произнес:
– Вы комиссар Жардэ? Ждите у телефона.
Он не сразу узнал приглушенный голос инспектора.
– Бакконье, – пробормотал комиссар, приходя в себя, – откуда вы?
– Из кафе. Все тихо. Черный лимузин Делакура видели на дороге в Кро за несколько минут до несчастного случая. Машина направлялась в Кро. Свидетель подтвердил, что за рулем сидел сам Делакур.
– Он вернулся домой?
– В том-то и дело, что нет. И это меня беспокоит. Мы только что обнаружили, что в поместье есть два других выхода.
– Далеко он не может уйти, ясное дело. И потом, это на него не похоже. Гордыня этого человека безмерна. Даже низринуться с высоты он предпочтет эффектно.
Жардэ сообщил инспектору о состоянии Лакдара.
– Мы топчемся на месте! – добавил он. – А время идет. Законное время для обыска истекло, придется ждать до утра. А за ночь столько можно успеть…
Жардэ задумчиво повесил трубку. Цель так близка на этот раз, неужели именно закону суждено быть помехой на его пути?
Понемногу он снова стал проваливаться в сон и решил, что снится кошмар, когда чья-то рука растормошила его:
– Комиссар, раненый приходит в себя. Но он невероятно слаб. Даю вам всего несколько минут.
Жардэ, наверно, никогда не забудет устремленного на него взгляда Лакдара – взгляда затравленного ребенка. Чернющие, глубоко посаженные глаза, выдвинутый подбородок, вздувшаяся вена на лбу под повязкой, чуть ожившее лицо. Жардэ почувствовал на верхней губе капельку пота – никогда ему не было так не по себе. Пришлось наклониться, чтобы лучше расслышать слова раненого.
– Почему господин Делакур хотел меня задавить? Почему господин Делакур…
Не найдя другого ответа, Жардэ глупо пробормотал:
– Да нет же, это просто несчастный случай…
– Нет! Он видел, что я иду по краю дороги, и поехал прямо на меня. Где Анжелина? Что она наделала в мое отсутствие? Опять убежала?
– Убежала?
– Да. Уже убегала два раза. А ее никто не должен был видеть никогда! Зачем ты убегала, Анжелина?
В Жардэ снова взял верх профессионал, и он спросил, повысив тон:
– Где сейчас Анжелина?
– В шале, в домике за грядой кипарисов. Но она опять убежит, если я не вернусь сторожить ее… Анжелина, мне больно…
Глаза Лакдара прикрылись, лицо сморщилось, но быстро расправились. Комиссар испугался и позвал дежурного врача.
– Пульс очень слабый, – предупредил врач. – Большая потеря крови. Сейчас надо оставить его в покое. Пойдемте.
Жардэ заколебался, словно собираясь что-то сказать. Но передумал и пошел вслед за врачом.
– Поезжайте, комиссар. Думаю, что раненый теперь не скоро сможет снова говорить с вами. Если вообще сможет.
Жардэ вернулся в комиссариат, где его ждал Бакконье. Еще под впечатлением услышанного комиссар передвигался как лунатик, в голове было пусто. Однако, заговорив, он сразу обрел свой четкий командный тон:
– Начинаем завтра утром в положенное время. Вы достаточно полицейских оставили на месте?
– Да. Дежурная машина патрулирует всю ночь дорогу в Кро и прилегающие пути. В Гренуйер никакой паники не отмечалось. Долго горел свет в кабинете, где Делакур нас принимал. Подозрительных перемещений замечено не было.
Жардэ пересказал все, что ему сообщил Лакдар, и резко оборвал восклицания инспектора:
– Эх, если бы мы могли сейчас окружить этот домик в кипарисах!
– Араб бредил, это очевидно!
