— И мое имя…
— Ваше имя никоим образом не будет названо.
— Ни при каких обстоятельствах, Сюффрен. Слышите, ни при каких.
Иезуит поклонился.
— Все будет исполнено, ваше величество.
Мария Медичи понемногу успокаивалась. Она прошлась по комнате, подошла к окну. Злополучный алхимик, разумеется, не мог видеть этого, зато недостаток зрительной информации он успешно компенсировал, напрягая свой слух.
— У вас есть какие-то способы влиять на него? — спросила королева-мать уже совершенно спокойно.
— Скажем так: у нас есть способы сделать его сговорчивым.
Бежар злорадно усмехнулся в темноте молельни: «Глупец, ты думаешь управлять мной при помощи бедной полоумной девочки и клочка бумаги. Анну укроет д'Эрбле, а клочок ты не получишь, иезуит».
— Но тогда чего мы или, вернее, вы — чего вы ждете? — спросила Мария Медичи.
— Новостей с театра военных действий, мадам.
— У Гастона есть армия, но я слышала, маршал де Ла Форс — дельный военачальник. Нет, наше средство против кардинала надежнее. Не стоит медлить, святой отец.
— Вы правы, мадам. Итак, вы готовы расстаться со своим врачом?
— Раз это нужно для дела. К тому же Бежар испортился. Он велит мне пить противную воду и, не пить итальянских вин.
Королева-мать помолчала. Бежару показалось, что она направляется к дверце в молельню, и он похолодел от ужаса. Но флорентинка остановилась у зеркала.
— Под каким предлогом я должна отказать ему от места, Сюффрен? спросила она, поправляя волосы.
— Он отыщется сам собой, ваше величество.
Разговор был окончен. Мария Медичи больше не хотела обсуждать эту тему, а иезуит, очень тонко чувствовавший все оттенки настроения флорентинки, всем своим видом выразил готовность откланяться, как только королеве будет угодно его отпустить.
— Вы успокоили меня, святой отец. Надеюсь, мы увидимся вечером?
Когда иезуит удалился, наступил самый страшный момент. «Только бы ей не вздумалось заглянуть в молельню», — беззвучно шептал Бежар. Королева постояла еще немного у зеркала, отступила на два шага, еще раз поправила прическу.
— Веnоnе, — сказала она удовлетворенно. — Ты еще не угасла, Мария. Benissimo.[22] И, прищелкнув пальцами, флорентийка вышла прочь.
Несколько минут Бежар прислушивался. Он хотел удостовериться, что королева-мать покинула свои апартаменты.
Он не имел права рисковать. Они могут встретиться только в дворцовом коридоре, в противном случае флорентийка поймет все. Потом он вспомнил, что так и не открыл тайник.
Странная вещь — психология человека, отнюдь не храбреца, но решительного, способного на сильные чувства.
Избежав опасности, а вернее сказать, побывав на волосок от погибели, Бежар больше не чувствовал страха. Почти не чувствовал. Он хладнокровно, словно опытный грабитель, готовился вскрыть тайник. Бежар снова приоткрыл дверь, чтобы впустить в молельню хоть немного света. Вернулся к потайной нише в стене, вынул ключ, который сжимал в кармане мокрой похолодевшей рукой, и приступил к нашариванию замочной скважины. На этот раз ему удалось довести дело до конца.
Дрожащими руками Бежар вынул ларчик (он действительно оказался невелик), закрыл дверцы ниши, потянул на себя золоченый гвоздик, вернувшийся в прежнюю позицию… Он даже нашарил впотьмах упавший стилет королевы и водрузил его на прежнее место. После этого спрятал ларец и быстро ретировался из королевской спальни, не забыв плотно притворить дверь в молельню. Беспрепятственно миновав зал для приема гостей, он повернул в галерею, вышел в маленькую приемную и покинул покои королевы, провожаемый взглядом фрейлины и командира охраны. Они посмотрели ему вслед, но при этом не было произнесено ни звука.
— Теперь я знаю, кто ты такой, отец Сюффрен! — бормотал Бежар, торопливо шагая вон из дворца. — Вообще, я много знаю теперь, черт побери!
Он вышел из дворца и, двигаясь в северном направлении, добрался до реки, бормоча себе под нос угрозы в адрес иезуитов, королевы-матери, а заодно и кардинала. Он перешел на остров Сите по малому мосту и оказался в Еврейском квартале. Тут Бежар ненадолго остановился, чтобы украдкой взглянуть на ларец, которого еще так и не видел при свете дня. Казалось, это созерцание придало ему сил, и алхимик, подозрительно оглядевшись по сторонам и не заметив ничего такого, что могло бы оправдать эти подозрения, зашагал дальше.
Пересекая Сите в том же направлении, то есть с юго-запада на северо-восток, он вскоре оказался на площади Собора Парижской Богоматери со стороны его паперти, на которой было много нищих, просивших подаяние. Перебравшись на правую сторону Сены по каменному мосту Богоматери, Бежар оставил слева башни дворца римских правителей, позднее — меровингских и капетингских королей, известный как Дворец правосудия, и продолжил свой путь в северную часть города.
Неожиданно он остановился как вкопанный. Новая комбинация возникла в его голове, начиненной знаниями и ненавистью к окружающему миру.
— Я не стану ссориться с Орденом, — злорадно улыбнулся Бежар. — Я перессорю их друг с другом.
После этого его походка стала энергичней, шаг шире, и больше он уже не делал остановок, пока не добрался до улицы Шап, теперь улицы Дешаржер, где и вошел в один из домов, описывать который мы не станем, так как он решительно ничем не выделялся среди других таких же домов, которыми в те дни была застроена эта улица.
Глава сорок девятая
Два брата
— Анри, почему твой слуга упорно не соглашается выпустить меня подышать воздухом? — такими словами встретил Бежара месье Перье. — И потом, где, скажи Бога ради, ты пропадал? Тебя так долго не было. Как девочка? Здорова?
— Все в порядке, что ей может сделаться, — проворчал Бежар, отпуская жестом горбуна, отворившего ему дверь. — Ас прогулками тебе придется подождать. Моя репутация пока не столь прочна, чтобы поставить все на карту из-за твоих капризов.
Бежар собирался выйти из комнаты, ему не терпелось остаться наедине со своей добычей, но Перье остановил его в дверях.
— Послушай, Анри, я давно хотел поговорить с тобой.
Так дальше продолжаться не может.
Бежар раздраженно обернулся.
— Я ведь говорил тебе, что скоро все переменится. Где твоя хваленая добродетель и христианская мораль? Не ты ли все уши прожужжал мне поучениями о том, как надо жить! Что скажут, если увидят тебя входящим в дом или выходящим из него, в то время как все знают, что придворный медик королевы-матери живет при ней в Люксембургском дворце?
— Скажут, что придворный медик королевы-матери зашел навестить кого-то из своих знакомых на улице Шап, я думаю, — примирительно сказал Перье. Пойми, Анри, это не каприз… Я плохо себя чувствую без прогулок на свежем воздухе. Мне тяжко сидеть в этих ветхих стенах и видеть изо дня в день одно- единственное человеческое лицо — лицо твоего зловещего Годо, если только его можно считать человеческим…
