– Я-то думала, вы приличный мужчина, Тарас, – сказала Татьяна. – Машину имеете, бабушку любите.
– Я и приличный, я и люблю. Но жизнью и свободой вместе с вами рискую. Ведь если что, мне не отвертеться!
– А что, это действительно справедливо – оплатить Тарасу Евгеньевичу участие операции, – встряла Сычева, сосредоточенно ведя машину.
– Вы прелесть, – сказал Тарас и чмокнул Сычеву в щеку.
Татьяна отвернулась к окну. Ее не должно касаться, кого и куда целует циклоп.
– Девочки, я не сказала вам главного, – отняв от лица руки, прошептала Афанасьева. – Глеб сбежал от своих похитителей! Он жив, девочки!! Жив и где-то скрывается!
– Вот так сюжет! – Сычева резко затормозила у дома.
Они приехали.
– Господи, еще и какой-то Глеб, – вздохнул Тарас, выходя из машины. – Надеюсь, он такой же приличный человек, как и все мы?..
Дверь конспиративной квартиры была настежь открыта.
В прихожей было темно.
– О господи! – Сычева попятилась.
– Бежим отсюда! – Афанасьева ринулась вон из подъезда.
– Стойте! – схватил ее за руку Тарас. – Куда же вы? Я хочу знать, что происходит в моей квартире. Мне дорога память о бабушке и я не переживу, если пропадет хоть один слоник с ее комода. И потом, здесь же парень оставался, ну, этот, из глухой сибирской провинции...
– Из Болотного, – подсказала Татьяна.
– Ну да, из Болотного. – Тарас взял у Татьяны пистолет, раздвинул девушек и шагнул за порог.
Несколько минут были слышны только его гулкие шаги по квартире. Поочередно, во всех комнатах зажигался свет.
– Эй, заходите! – крикнул наконец Тарас. – Тут все в порядке и, вроде, ничего не пропало!
Тани гуськом зашли в коридор.
В квартире, и правда, не было следов разгрома, все вещи на первый взгляд остались на местах.
– Пашка, наверное, картину пошел продавать, да дверь не закрыл, – предположила Татьяна.
– Картина на месте, – Сычева зашла в комнату и указала на Монро с роскошным лисьим хвостом. – Картина-то на месте, а вот... – она запустила руку в свою сумку, которая так и валялась беспечно на столе и побледнела. – А вот диск со статьей про проделки Зельманда и Лескова исчез!
– Девочки! Идите сюда! – раздался взволнованный голос Афанасьевой с кухни. Татьяна и Сычева наперегонки ринулись к ней.
Таня сидела на табуретке и в безвольно опущенной руке держала тетрадный лист. Первым его выхватил Тарас, прибежавший быстрее.
– «Если вы потеряли парня с веснушками на носу, – начал читать он, – то имейте в виду, что он останется жив, если завтра, в двадцать два ноль-ноль вы вернете то, что вам не принадлежит. Больше мы шарить по вашим жилищам не будем: ваш парень намекнул нам про банковские ячейки. Вы должны положить интересующие нас предметы в пакет супермаркета „Рамстор“, приехать на Борисовские пруды и опустить в урну у первого подъезда дома номер 15. Если этого не произойдет, то плохо будет не только парню, но мамаше и бабке Афанасьева. Они женщины пожилые, долго наших забав не выдержат. Кстати, будет лучше, если Афанасьев все же объявится, поговорит с нами и даст гарантии того, что сведения, которые он нарыл и которые мы забрали на диске, не появятся в прессе. Зря он скрывается. Долго бегать все равно не сможет, а наше терпение безгранично, мы его ждем с распростертыми объятиями. Бежать с этой запиской в ментовку очень для вас нежелательно – у нас везде свои люди и мы узнаем о ваших намерениях раньше, чем вы успеете что-то сделать». Кажется, девушки, вы не только любите пострелять вечерами! – Тарас развел широко руками, изображая обескураженность.
– И ведь ни одной грамматической или орфографической ошибки! – как будто бы с возмущением воскликнула Афанасьева.
– Попелыхина уволокли, – ошарашено прошептала Сычева. – С чего они взяли, что он нам так дорог, что мы ринемся его спасать и исполнять их приказания?! И потом, что значит «ваш парень нам намекнул про банковские ячейки?» – вдруг возмутилась она.
– Пашка!! – Татьяна сорвалась с места и помчалась в кладовку.
Там было чисто, пусто и сыро. Раскладушка аккуратно застелена, у подушки аккуратно торчал вверх острый уголок. Чемоданчик стоял в углу раскрытый, из него призывно смотрели с обложек журналов полуголые красотки. – Пашка!
Она вернулась на кухню, чувствуя себя преступницей.
– Это что же получается, связавшись со мной, он подписал себе смертный приговор?! – Татьяна села напротив Афанасьевой и уронила голову на руки.
– Ну почему смертный, вешалка? – Сычева подошла к ней и не очень уверенно погладила по волосам. – У нас ведь есть все, чтобы спасти Пашку. Сейчас позвоним Софье Рувимовне и...
– Девушки, я не очень понимаю, что происходит, но, по-моему самое время обратиться в милицию.
– Тарас Евгеньевич, а по-моему, самое время прикончить ваши экзотические запасы. Что вы там говорили про вьетнамскую водку? – спросила Сычева.
Тарас молча вышел из кухни, сходил в свою комнату и вернулся с плоской бутылкой, в которой действительно сидела маленькая кобра с воинственно раздутым капюшоном. Он достал небольшие рюмки из цветного стекла и наполнил их желтовато-прозрачной жидкостью.
– Попелыхина надо спасать. Он тоже человек, хоть и из Болотного! – торжественно провозгласила Сычева, опрокидывая в себя водку. – Ну и гадость эта ваша заспиртованная змея! – Она поморщилась и помахала перед открытым ртом рукой. – Слушайте, а это не формалин, случаем? Может, вы экспонат из зоологического музея украли?
– Нет, это не формалин. Пейте, не бойтесь, очень полезная штука. Укрепляет иммунитет и помогает в стрессовых ситуациях. А Пашка, действительно, парень хороший. Я давно его знаю, он тут все лето прожил. – Тарас сделал маленький глоток и поставил рюмку на стол. – Мне бы не хотелось, чтобы с ним случилось что-нибудь нехорошее.
– И мне бы не хотелось, – всхлипнула Афанасьева, опасливо отодвигая от себя рюмку подальше. – Пашка, он... чудесный такой! Гораздо чудеснее Афанасьева! Как человек, я имею в виду. Он добрый, простой, открытый, искренний, веселый и ... разговорчивый! – Она опять всхлипнула, утерла слезинку и пощупала карманы, которые отягощали доллары. – Да, и разговорчивый! – выкрикнула с вызовом Таня. – Сразу видно, что не москвич.
– Это я во всем виновата, – простонала Татьяна, понюхала водку и сделала осторожный глоток. Водка показалась безвкусной. – Это из-за меня...
– А ведь говорила я, девки, что Глеб наш живой и невредимый? – Сычева вдруг стукнула ладонью по столу так, что звякнули рюмки. – Говорила?! Ведь отсиживается, гад, у какой-нибудь бабы, а нам тут расхлебывай! Нужно матери его позвонить, чтобы осторожнее была, дверь никому не открывала. Ну-ка, Тарас Евгеньевич, плесни мне своего формалина, кажется, он и правда от стресса хорошо помогает!
– Я позвоню! – вскочила Таня.
Сычева опрокинула в себя водку, схватила Афанасьеву за руку и потянула в комнату.
– Сначала ты позвонишь директрисе. Немедленно. Прямо сейчас. Пашку надо спасать!
Татьяна осталась с Тарасом одна. Взяла бутылку и сквозь стекло стала рассматривать кобру. Ее голова наполовину торчала из водки. Глаза-бельма, раздвоенный язык, воинственный капюшон. Раньше бы она завизжала от одного вида змеи, теперь спокойно пьет водку, настоянную на кобре.
– Останься, – неожиданно для себя попросила она циклопа. – Не уходи никуда сегодня. Черт знает, как тут страшно без Пашки! Безумно страшно!
– А ты мне расскажешь, что происходит?
– Нет.
