– Что? Какой еще змей?
– Да нет, это я так, о своем.
Элка быстро разделась и нырнула под одеяло. Я сделал все то же самое с той только разницей, что был абсолютно не уверен, что вправе спокойно лечь спать. Бродячая кошка запрыгнула на кровать, повозилась, устраиваясь в ногах и замурлыкала.
– А вот мы, коты, понятия не имеем, что делать со своими проблемами, – пробормотал я, закрывая глаза.
За окном безобразничал ветер, море шумело и билось о берег. Я сказал себе: «Спи. Вот если бы было тело...»
Элка рядом уже давно похрапывала.
Я проснулся от громкого стука. Кто-то колотил в хлипкую дверь так, что вагончик ходил ходуном.
Я посмотрел на Беду, но она спала, безмятежно раскинувшись на спине. Судя по свету за окном, было раннее утро. Я натянул джинсы и открыл дверь.
Передо мной стояла мартышка в красной жилетке. Я протер заспанные глаза, но мартышка продолжала стоять с настырностью похмельного глюка. И даже жилетка ее не стала менее красной.
– Дядь, – сказала она детским голосом, – это ты здесь типа спасатель?
– Типа я, – ответил я и услышал, как позади меня зашипела кошка.
– Так вот, дядь, если ты сфотографируешься с моей обезьяной за сто рублей, я скажу тебе, где лежит тетя, которую нужно спасать. Тебе же приплачивают за каждую спасенную тетю?
Тут только я заметил, что из-за распахнутой настежь двери выглядывает детская мордочка и вещает свой незатейливый текст.
Я протянул руку, выхватил пацана за шиворот из убежища, и, держа его на весу, крикнул ему в лицо, на котором не отразилось никакого испуга:
– Быстро говори, где ты видел нуждающегося в помощи человека!
Обезьяна вдруг завизжала и вцепилась зубами и лапами мне в штанину. Кошка протяжно заорала сзади, а пацан бесстрашно на весу ухмыльнулся:
– Я разве про человека говорил, дядь? Я говорил про тетю.
– Где она?! Что с ней?! – Я сильно потряс поганца за шиворот. Так сильно, что у него голова заболталась как у тряпичной куклы, а у меня устала рука. Мартышка внизу пыталась прогрызть мои джинсы, и я пинком отфутболил ее в вагончик.
– Сфотайся за сто рублей с моей обезьяной, и я скажу тебе...
Я встряхнул его так, что он прикусил язык и заткнулся. В его руке я заметил старенький «Полароид»[4] .
– А ну, пацан, говори, где тетка, а то не только сто рублей не получишь, но и свою обезьяну! – послышался сзади насмешливый голос Элки.
Я обернулся. Она стояла наспех одетая и с видом опытной укротительницы держала за ошейник мартышку, которая стала вдруг смирной и перестала визжать.
– Там, за шашлычной, мусорные баки стоят, за ними тетка лежит. Может и пьяная просто, но на голове у нее кровь, – затараторил пацан. – Тетенька, отпустите Яну, она беременная, ей волноваться вредно!
Мы с Элкой бросились вон из вагончика. По пути я зачем-то подвесил пацана за шиворот на щит «Спасательный пост». Не нравятся мне маленькие мальчики, пытающиеся заработать на чужом несчастье. Элка успела закрыть вагончик на ключ и мы помчались к шашлычной.
– Эй, дядь, так спасатели не поступают! – заорал нам вслед пацан, подвешенный на щите. – Я ведь и пожаловаться могу! На жестокое обращение с детьми и животными!
Мусорных баков за шашлычной было четыре. Мы, как ищейки, ринулись в разные стороны.
– Сюда! – крикнула мне Беда от самого дальнего контейнера.
Женщина лежала на животе в позе, которая позволяла думать, что она пыталась ползти из последних сил. Светлые волосы на затылке были темными, и до меня не сразу дошло, что это запекшаяся кровь. На ней был только желтый купальник, и я нисколько не усомнился в том, что это та самая женщина, чьи вещи остались на лежаке, и чье тело я безуспешно пытался обнаружить вчера на дне. Возраст ее было трудно определить, можно было только сказать, что она хорошо выглядела даже в такой ситуации, и даже с проломленной головой. В правой руке она сжимала мобильник – наверное, хотела куда-нибудь дозвониться, но не хватило сил.
Элка присела рядом с ней на корточки и на шее попыталась нащупать пульс.
– Жива, – с удивлением сказала Беда и выдернула из руки женщины мобильник. – Смотри! – она развернула ладонь. Я не очень-то удивился, увидев на белой полупрозрачной коже красную цифру три. Забрав у Элки телефон, я вызвал «Скорую» и милицию.
И те и другие приехали на удивление быстро. Пока мы их ждали, Элка курила одну сигарету за другой, садила как старый сапожник, а я стоял рядом и проклинал себя за то, что вчера вечером, вместо того, чтобы упражняться в нырянии, не обошел территорию.
Врач со «Скорой» сказал, что шансов выжить у женщины мало.
– Перелом основания черепа, – констатировал он. – Странно, что она вообще до сих пор жива.
Я помог погрузить носилки в машину.
– Будем надеяться, – обтекаемо выразилась Беда, закуривая новую сигарету.
Все бы ничего, но в милицейском «Газике», прибывшем на место происшествия, оказалась та же самая опергруппа, которая пытала нас на Диком пляже. Это был удар под дых – меньше всего мне хотелось сейчас объясняться с майором Барсуком и его товарищами по делу, обстоятельства которого как две капли воды смахивали на прежнее.
– Вы! – нисколько не удивился майор Барсук, вывалившись из «Газика».
– Я, – пришлось мне признаться.
– И вы, – обратился он к Элке.
– Не, это моя точная копия, – не нашла ничего умнее ответить Элка.
– И снова тело, снова на берегу, снова с головой, по которой ударили тяжелым тупым предметом!
Эти сопоставления с настырным повторением слова «снова» мне не понравились. Беде они не понравились тоже, потому что она прищурилась, отбросила недокуренную сигарету и тут же достала из пачки новую.
– Она жива, – посмел я напомнить майору неоспоримый факт. – И это именно я вызвал «Скорую» и милицию.
Барсук короткопалой рукой поскреб свой затылок и посмотрел на отъезжавшую «Скорую помощь» с нескрываемым сожалением.
– Действительно, – усмехнулся он. – А на ней случайно не ваша одежда?
– На ней купальник, – напомнил я. – Ее вещи остались на пляже, на лежаке.
– И мобильный не ваш?
– Нет, это ее мобильный.
– И у вас этой ночью не было какой-нибудь очередной свадьбы? – Он буравил меня колючими глазками, и, может быть, я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы рядом с ним не стояли двое парней с такими же недружелюбными взглядами.
– Нет! – повысил я голос. – Вы прекрасно знаете, когда была наша свадьба!
– Значит, вы не тот «молоточник», который шваркает граждан нашего города по голове, а потом нумерует их маркером?
– Значит, не тот, – приказав себе успокоиться, согласился я. – Я тут спасателем, между прочим, работаю.
– Да?!! Работаете?! А я думал, вы внук Сазона Сазонова, у которого денег куры не клюют.
– Да, я его внук. Но это у него денег куры не клюют, а я очень даже не прочь подработать немножко.
– А как вы объясните тот факт, что я второй раз наблюдаю вашу странную личность у разбитых голов наших граждан?
