длинное платье, шляпу с вуалью, полупрозрачные перчатки до локтя и осанку царицы. Открытые участки ее тела намекали на долгий и тернистый жизненный путь, но стройная фигура указывала на то, что есть способы победить время.
Царственным жестом откинув вуаль с лица, дама обвела взглядом присутствующих. Ее появления никто не заметил, и это совсем не понравилось даме. Она подняла руку и шаловливо, но требовательно потрепала китайские колокольчики, гроздью свисавшие над ее головой. Их мелодичный перезвон потонул в ресторанном шуме – многоголосом гуле и громкой музыке. Дама продолжала теребить колокольчики и на ее лице прочно поселилась досада.
Меня стала веселить эта пантомима.
– Генриетта Владимировна! – подскочила вдруг с места Элка. – Ну наконец-то! – Она ринулась к даме и как заправский лакей, подхватив ее под локоток, подвела к соседнему столику, отодвинула стул и даже, кажется, пыль с него успела смахнуть, прежде чем дама села.
Имя, которое выкрикнула Беда, показалось мне смутно знакомым.
Генриетта Владимировна. Где-то я о таком читал.
– Кто это? – спросил я у Элки, когда она подошла.
– Ты издеваешься? – пошла вдруг она в наступление. – Делаешь из меня идиотку?
– Вовсе нет, – растерялся я. – Я не знаю кто эта расфуфыренная тетка. Первый раз ее вижу.
– Первый?! – прищурилась Беда.
Я еще раз внимательно посмотрел на даму. Возле нее уже вился какой-то седовласый упырь в льняном пиджаке и прочими свидетельствами его состоятельности. Он наливал даме шампанское, целовал ручку и что-то шептал на ушко с самым заговорщицким видом. Дама снисходительно позволяла ему наливать, целовать и шептать.
– Первый, – уверенно подтвердил я.
– Ну ты даешь, – у Элки в голосе мелькнуло сочувствие.
Я снова взглянул на даму, и это подглядывание исподтишка стало меня раздражать.
– Ты знаешь, я могу не знать в лицо весь местный бомонд. Вернее, я совершенно точно его не знаю, поэтому не надо корчить из себя умную, а из меня идиота.
– Это мама твоя, Бизя, – проникновенно сказала Элка мне в ухо.
– Что?!! – Я подскочил как ошпаренный, но взял себя в руки и сел.
Дело в том, что меня вырастил дед. Подполковнику в отставке Сазону Сазоновичу Сазонову мои родители подкинули меня, едва мне исполнилось восемь лет. Они были журналистами, причем принадлежали к элите этой профессии, а именно – той, которая называлась «международниками». Длительные командировки «за рубеж» и полное отсутствие в их жизни того, что называется «домашним уютом», подтолкнуло их к мысли сдать дитя на воспитание оседлому деду, проживающему к тому же в курортном городе.
Как-то уж так случилось, что общение с ними с годами свелось на нет. Мы не перезванивались, не писали друг другу писем, не общались по электронной почте, не наезжали друг другу в гости, – просто гипотетически знали, что мы есть, что, в сущности, мы чужие люди и нам не о чем поговорить за круглым столом, попивая чай.
Так уж случилось, что мы стали чужими людьми, и черты родительских лиц начисто стерлись из моей памяти. Лет восемь назад до меня дошли слухи, что родители развелись, что отец женился какой-то мулатке, получил американское гражданство и остался жить в Нью-Йорке. Мать вроде бы осталась в Москве, и тоже не осталась одна – вышла замуж. Вроде бы они оба по-прежнему работали журналистами.
Вроде бы так.
– Почему ты мне ничего не сказала?! – прошипел я, тиская под столом край скатерти, как истеричная барышня.
– Как не сказала? Как не сказала?! Да я все уши тебе прожужжала о том, что Сазон приказал мне связаться с твоими родителями и пригласить их на свадьбу! Ты кивал головой как попугай! Ты совсем не слушал меня?
– Что, и папа здесь?! – сердце мое, как принято говорить, упало.
– Нет, – со злостью прошептала Беда. – Сергей Сазонович приехать не смог. Он прислал поздравления и просил передать привет отцу. Я же показывала тебе открытку! – последнюю фразу она почти выкрикнула.
Я признал, что не совсем прав в том, что частенько ухожу «в отключку», когда Элка трещит как сорока, вываливая на меня ворох всяческих новостей.
– Тише, – я легонько пихнул ее в бок. – Тише! Просто все как всегда – ты святая, а я козел.
– Что?!!
– Ну прости, я действительно не всегда внимательно слушаю то, что ты мне говоришь. Что делать-то?!
– Знакомиться с мамой! – фыркнула Элка. – Она только что с самолета, в загс не успела, ее встретили и привезли в ресторан охранники Сазона. Генриетта Владимировна пробудет в городе две недели.
– И где она будет жить? – голос мой дрогнул и сорвался на пошлый фальцет.
– С нами, – широко улыбнулась Элка. – В квартире Сазона всем места хватит.
– Давай удерем! – простонал я и пригнулся под стол. – В тридцать лет получить в подарок на свадьбу маму в шляпе с вуалью – это не для меня!
Беда пинком в коленную чашечку заставила меня разогнуться.
– Пойдем, – она потянула меня за руку неумолимо, как тянет нежелающего ей подчиниться судьба.
Я встал. И в последней надежде похлопал себя по бокам руками в поисках мобильного телефона, пробормотав:
– А можно звонок другу?
– Спасателю?
– Да. Ты же не хочешь меня выручать. Ты даже не можешь меня выслушать! А ведь у меня было тяжелое детство – улица, драки, дурные компании... Оксфорда я не закончил, бизнесом не обзавелся, работаю простым учителем в обычной сибирской школе и время от времени пользуюсь деньгами деда, чтобы сделать тебе царский подарок, или сыграть эту помпезную свадьбу... В сущности, я обалдуй. Как я предстану перед такой приличной во всех отношениях женщиной? Черт, где же мой телефон?!
– Ты отдал его тому проходимцу из клумбы вместе со своим пиджаком, – невозмутимо сообщила Беда.
– Черт!
– Только не говори, что я святая, а ты козел. – От ее спокойствия у меня вспотела спина.
– Черт!!!
– Да не расстраивайся ты так! Купишь себе новый мобильник, тот уже совсем устарел. Генриетта Владимировна! – Беда двинулась к даме, таща меня за собой как собачку на поводке.
Я закрыл глаза, чтобы не видеть как неумолимо мы приближаемся к даме в шляпе с вуалью. Музыканты играли что-то медленное и слезливое, мне стало жалко себя – большого, сильного парня, который вынужден публично изобразить сыновнюю любовь к незнакомой женщине.
Маман, вероятно, обладала некоторым магнетизмом, потому что когда я открыл глаза, то увидел, что вокруг нее собралась уже приличная группа людей. Они стояли вокруг стола, за которым она сидела, весело гомонили, чокались фужерами на длинных ножках, а маман улыбалась и тоже тянула свой фужер в общий хрустальный букет.
– Генриетта Владимировна! – Беда вкрутилась в компанию, кого-то оттеснила, кого-то подвинула, и мы оказались прямо перед ней – величественной, как памятник древней архитектуры.
– Разрешите представить вам, – светским тоном защебетала Беда, – ваш сын, Глеб Сергеич Сазонов!
Я готов был провалиться под землю.
Человеку, не привыкшему говорить «мама», очень трудно выговорить это слово в возрасте тридцати лет. Светомузыка чиркнула шальным лучом по лицу маман, она улыбнулась шире, еще шире... подскочила и бросилась обнимать какого-то юношу в безупречном костюме с бабочкой вместо галстука.
